Розалинда Лейкер - Жемчужное ожерелье. Том 2

Она чуть не упала с дивана от радости.

— Пусть они войдут! — воскликнула она.

Джулия вошла в комнату и сразу же бросилась к матери.

— Мама! Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, дорогая девочка! Не беспокойся. Я просто стала немного ленивой, вот и все. О, как я рада, что ты опять дома.

Затем к ним подошел Кристофер и пожал протянутую руку Анны. Мейкпис, не решаясь приблизиться к дивану, чувствовал себя забытым и исключенным из этого круга близких людей. Никогда Анна не смотрела на него с таким восторгом, как на Кристофера и Джулию. Его мучала ревность. Безудержная любовь к жене не давала ему покоя. Он делал все, чтобы заставить ее обожать себя, но это ему явно не удалось. Однако у него еще оставалось одно секретное оружие, к которому он и собирался прибегнуть в ближайшее время. Он надеялся, что она постепенно забудет первого мужа, но этого не случилось. Теперь он сам позаботится об этом.

Когда Джулия зашла в апартаменты Кэтрин, она обнаружила, что бабушка очень изменилась. Несомненно, Анна и Мэри, которые изо дня в день наблюдали за старой леди, не обращали внимания на эти изменения. Джулия видела, что бабушка все еще бодрится, но ее лицо осунулось, и вся она стала очень хрупкой и немощной. Однако она так же радушно приветствовала внучку, как и прежде.

— Значит, ты все-таки вернулась домой? Наверное, ты подумала, что я скучаю по тебе.

— Почему я должна была так думать? — Джулия присела на стул возле кресла бабушки. Хорошо хоть Мейкпис ничего не изменил в этой комнате, и она осталась убежищем Паллистеров.

— Кристофер приходил ко мне перед отъездом. Ты уже разобралась в своих чувствах к нему?

Джулия отвечала, взвешивая каждое слово:

— В настоящее время он влюблен в свою науку, а мне в его сердце отведена второстепенная роль. Если я увижу, что он предпочитает меня всему остальному, я стану его женой.

— А что, если этого никогда не случится?

Джулия не уклонилась от ответа:

— Как-нибудь переживу. Ведь ты же пережила смерть Неда.

Позднее Джулия спросила Мэри, почему в своем письме она написала о плохом здоровье Анны, не упомянув о состоянии Кэтрин.

— Я вижу, что бабушка доживает свои последние дни и рада, что ты вернулась домой до ее смерти. Меня беспокоит не физическое здоровье твоей матери. Она хорошо ест и гуляет по дому. Мейкпис возится с ней, требует от нее, чтобы она побольше отдыхала и дышала свежим воздухом. В этом смысле он все делает правильно, однако я боюсь, что, сам того не понимая, он сводит ее с ума.

Джулия недоверчиво уставилась на нее:

— Этого не может быть. Она произвела на меня впечатление вполне нормального человека. Мы долго разговаривали с ней.

— Кто говорил больше, ты или она?

— Полагаю, что я, а также Кристофер, до того как он простился с нами.

— В том-то и дело. Теперь она больше слушает и почти не говорит сама, а если она чего-то не хочет слышать или видеть, ее глаза становятся совсем пустыми.

— Это случается со всеми людьми, если они не могут сосредоточиться на предмете разговора или им становится скучно.

— Дело не только в этом. Мейкпис подавляет ее, а она слишком мягкая и чувствительная по характеру и не может противостоять ему.

— Мама не способна ненавидеть кого-то. Продолжай.

— После твоего отъезда в Блечингтон она часто говорила о тебе, размышляя вслух о том, чем ты там занимаешься, и все такое прочее. Я видела, что Мейкпису это не нравится. Когда она радовалась письму от тебя, у него вытягивалось лицо. Кажется, он ревнует ее ко всем людям. Постепенно он стал во всем ограничивать ее. Он делал такое, о чем я не решилась рассказать Майклу, когда он находился здесь. Я просто не хотела его расстраивать, ведь он все равно ничего не смог бы изменить.

— Что это за ограничения?

— Он начал с того, что запретил ей ездить за покупками и ходить в гости. Он разрешил ей посещать Кэтрин лишь один раз в день, оставаться у нее всего четверть часа и ни минутой более, так что ей приходится все время смотреть на часы, когда она сидит у старой леди. Мне больше не разрешается обедать в Большом зале, и, я считаю, это из-за того, что я слишком много разговаривала с Анной за едой. Теперь они едят вдвоем, если только Мейкпис не приглашает гостей, но его компания удручает ее. Месяца три назад сюда приезжал какой-то моряк, капитан Кроухерст — большой и веселый мужчина.

— Мама упоминала о нем в письме ко мне. Он иногда выполняет роль курьера и отвозит деловые письма Мейкписа в Америку.

— Сара говорит, будто слышала от слуг, что Анне понравился этот гость, что привело в ярость Мейкписа. Капитан имел неосторожность флиртовать с Анной и говорить ей комплименты. Все это носило весьма невинную форму, и Анна вела себя достойно, как и подобает леди. Но после ухода гостя Мейкпис дал выход своим чувствам. Я слышала, как он орал на нее в восточном крыле. Ты же знаешь, что в Длинной галерее все хорошо слышно. На следующий день Анна пребывала в трансе. В течение суток у нее был такой вид, будто она ничего не слышит и не видит.

Джулия расстроилась, услышав слова Мэри.

— Никто никогда даже голоса не повышал на мать. Бабушка в прошлом нередко кричала на меня, но с матерью всегда разговаривала очень вежливо. Неприятности расстраивали мать и сбивали ее с толку, но никогда я не видела ее в таком состоянии, о котором ты говоришь.

В тот вечер за ужином Джулия внимательно присматривалась к матери. С ней явно не все было в порядке, но, возможно, как раз этого и хотел Мейкпис. Анна стала очень тихой и послушной. Пропал тот задор, который придавал столько очарования этой мягкой особе. Немудрено, что она стала бродить ночами. О том, какое напряжение таилось за этим внешним спокойствием, можно было лишь догадываться. Джулия благодарила судьбу за то, что оказалась дома: теперь она могла составить компанию Кэтрин и сделать все, что в ее силах, для матери.

Анна уже лежала в постели, когда Мейкпис, читавший на ночь в Королевской гостиной, вошел в спальную комнату. То, что он не переоделся для сна, говорило о его намерении ночевать в своей комнате. Когда он собирался провести ночь у Анны, то всегда надевал ночную рубашку. В душе она вздохнула с облегчением. Теперь она без особого риска может подняться на чердак и заняться вышиванием. Однако вне зависимости от того, оставался ли он с ней на ночь или нет, Мейкпис всегда приходил поцеловать ее перед сном. Когда он подошел к ней, она села в кровати и приготовилась подставить ему губы. Но вместо того чтобы поцеловать, он взял ее за руку.

— Пойдем, дорогая. Я полагаю, пришло время тебе разделить со мной мою комнату. Я переселюсь сюда, когда ты будешь рожать. А после родов я буду спать с тобой в моей большой кровати.