Итсасо Мадарьяга - Одинокие сердца

— Добрый вечер, Алисон, — поздоровалась она со своей хозяйкой. — Ходили за покупками, да? И небось накупили много хорошего… — Няня бросила многозначительный взгляд на пакеты.

Алисон терпеть не могла Бекки (так звали няню), потому что та была чрезмерно любопытной и, как подозревала Алисон, тайком рылась в шкафах и ящиках, разглядывая все, что там лежит. Но вот детей ей доверить можно, хотя она наверняка не сдержала своего обещания и не уложила их спать в половине восьмого. Утром Алисон дала Бекки денег, чтобы та, забрав детей из школы, по дороге домой заглянула с ними в «Макдональдс». Судя по всему, она так и сделала: на кухонном столе лежали забавные игрушки из набора «Хэппи Мил» и остатки устроенного для детей пиршества.

— Ты, вместо того чтобы прохлаждаться, лучше бы навела на кухне порядок, Бекки.

Этой репликой Алисон дала понять, что совать нос в ее пакеты с покупками она не позволит. Бекки очень часто забывала, что она приходит в этот дом для того, чтобы работать , и Алисон решила безо всякого стеснения ей об этом напомнить.

— Ой, извините, Алисон, — сказала Бекки, слегка рассердившись из-за назидательного тона своей хозяйки. — После ужина я искупала детей, и мы немного поиграли, когда они сидели в ванне. Затем я, как и обещала, уложила их в кровать в половине восьмого, но еще почитала им книжку, прежде чем они заснули. Потом я зашла сюда, включила телевизор и… и совсем забыла про кухню. Я сейчас там приберу.

— Хорошо. Я пойду сниму плащ и туфли и затем сразу же вернусь сюда, — сказала Алисон, но тут же передумала и решила, что поступит иначе. Ей не хотелось нарушать очарование сегодняшнего дня чрезмерно долгим лицезрением этой девицы в тапочках и брюках, облегающих ее ноги настолько плотно, что, казалось, материя вот-вот треснет. Брюки еще не треснули только потому, что были сшиты из лайкры. — Знаешь, возьми-ка сегодня свою зарплату. А я, пожалуй, прилягу отдохнуть. Я очень устала, — соврала Алисон. — Когда закончишь, можешь идти домой. Всего хорошего, Бекки.

Няня недовольно скривилась, глядя в спину удаляющейся Алисон. Затем Бекки пошла на кухню, теряясь в догадках, какая же муха укусила сегодня ее хозяйку. Алисон, безусловно, вела себя очень и очень странно: сначала почему-то целый день шастала по магазинам, а потом приперлась домой и начала читать нотации. Бекки ничего не понимала. Она взяла в секретере полагающуюся ей плату, а затем собрала остатки набора «Хэппи Мил». Закончив, она вышла из дома через заднюю дверь…

Алисон ждала, когда хлопнет дверь. Прекрасно, Бекки ушла. Алисон заглянула в комнату детей: они спали, словно ангелочки. Женщина замерла, разглядывая их лица и прислушиваясь к их дыханию. Они вызвали у нее зависть: им еще неведомо, какой тяжелой бывает иногда жизнь. Она будет всячески оберегать их безмятежность, и если для этого ей придется врать, то она будет врать. Алисон не хотела, чтобы детям стало известно о том, что сейчас происходит между их родителями. Она будет вести себя как искусная актриса, сделает все, что в ее силах, чтобы дети не пострадали. Стоя сейчас у двери их комнаты и глядя на них, Алисон вдруг очень сильно захотела обнять их, покрепче прижать к себе. Но нет, она не станет их будить. Она принесла им сладости и новые книжки со сказками, однако придется отдать все это завтра. Джун вдруг пошевелилась в своей кровати, и Алисон со страхом подумала, что ее тревожные мысли, чего доброго, каким-то невероятным образом разбудили дочь. Она послала детям воздушный поцелуй и тихонечко закрыла дверь их комнаты.

Зайдя в ванную, Алисон открыла кран с горячей водой и закупорила пробкой сливное отверстие. Порывшись в пакетах с покупками, она достала флакон с маслом жасмина и, вылив часть его содержимого в ванну, вернулась в свою комнату. Там она включила очень тихую музыку и взяла бокал для вина и штопор. Откупорив бутылку и налив полный бокал, Алисон поставила его на табурет, сбросила одежду прямо на пол и села в ванну с приятно пахнущей водой…

Когда Сэм вернулся домой, Алисон уже часа два как спала. Прекрасно.

Такие места всегда вызывали у Одри сходные ощущения. Вот и здесь, в аббатстве Фонтевро, ей казалось, что ее окружают души тех, кто когда-то здесь жил и скончался. Во времена Наполеона аббатство было превращено в больницу, затем в тюрьму. В 1963 году — тогда здесь уже снова было аббатство — началась реконструкция всех имеющихся построек. Глядя теперь на них, Одри не могла себе даже представить, как такое место можно было превратить в тюрьму.

Приехав в Анжу, они с матерью разместились в одном из сдаваемых внаем помещений аббатства Фонтевро. Им подали ужин в бывшем зале заседаний капитула, переоборудованном в ресторан, а утром женщины позавтракали в одной из крытых галерей, слушая трели и чириканье птичек, которые, казалось, прилетели пожелать им доброго утра. Это место было прямо-таки исполнено спокойствия и безмятежности, и Одри стала обращать внимание на раздающиеся вокруг нее звуки. Это было хорошим знаком: ее мозг начинал делать перерывы в своих — ранее непрерывных — тягостных размышлениях и тем самым давать ей отдых. Одри подумала, что, пожалуй, на нее уже оказывает воздействие их увлекательная поездка. А может, и присутствие матери. Одри побаивалась, как бы та не прочла ее мысли. Впрочем, девушка понимала, что серьезный разговор с матерью возобновится лишь тогда, когда она, Одри, сама этого захочет. И не раньше. Они с Виолеттой пришли к молчаливому согласию. Одри чувствовала понимающий взгляд матери, взирающей на нее с пьедестала богатого жизненного опыта. Виолетта словно говорила: «Тогда, когда ты будешь к этому готова. И не раньше». Она наверняка понимала, что по-другому и не получится. Гуляя по аббатству, Одри заметила, что ее чувства как-то по-особому обострились. Она любовалась солнечными лучами, пробивающимися сквозь листву, и вдыхала свежий утренний воздух, не переставая удивляться тому, как прекрасна жизнь. Ей казалось, что она долго-долго спала, а теперь вот проснулась. Эдакая спящая красавица, очнувшаяся без вмешательства прекрасного принца. В жизни бывает и такое.

Поданный за завтраком чай, вопреки пессимистическим прогнозам матери, показался Одри замечательным, а теплый круассан с маслом вообще стал прямо-таки взрывом вкуса во рту. Сколько времени она не ела такой вкуснятины? Одри почувствовала тепло солнечного света на коже, казавшейся невероятно белой. Сколько времени она всего этого не замечала?

Они с матерью прогуливались по аббатству молча. У них просто не было необходимости о чем-либо разговаривать. Мать на ходу просматривала рекламные брошюрки, которые она взяла в гостинице и в которых содержалась информация об аббатстве, а Одри рассеянно разглядывала все то, что их окружало.