Итсасо Мадарьяга - Одинокие сердца

Одри однажды уже побывала в долине Луары, но по служебной надобности. Нужно было организовать выставку художников-прерафаэлитов, и ее отправили подыскать подходящее место. В музее сочли, что раз уж речь идет о прерафаэлитах, то не может быть более подходящего места для выставки, чем какой-нибудь замок с многовековой историей. Одри выделили тогда на поездку всего четыре дня, за которые она успела познакомиться с долиной реки Луары лишь поверхностно. Девушка, можно сказать, галопом носилась от одного замка к другому, выискивая самый подходящий среди них. Так и не приняв решения, Одри вернулась в Лондон, и только потратив несколько часов, чтобы заново перечитать путеводитель и свои путевые заметки, которые она делала, шагая по залам и коридорам замков, девушка поняла, что есть только одно действительно подходящее место — замок Шенонсо. А точнее — Большая галерея, которую по распоряжению Екатерины Медичи построили на мосту через реку Шер, спроектированному в XVI веке Филибером Делормом. Затем Одри потратила несколько месяцев на подготовительную работу: подбирала подходящие произведения, отслеживала те из них, которые хранятся в частных коллекциях и никогда не выставлялись, вела переговоры с французскими властями (в том числе с органами местной власти в долине реки Луары) и с владельцами замка. Когда же все было почти готово, руководство музея вдруг решило поручить заключительную часть этой работы Тимоти Лортону — то есть, по сути дела, собрать плоды ее, Одри, многомесячного напряженного и самоотверженного труда. Самое же неприятное заключалось в том, что Одри приходилось беспрестанно выслушивать замечания Тимоти: как хорошо французы умеют жить, какая у них замечательная кухня и какие прекрасные вина и паштеты, которые ему, Тимоти, не раз доводилось отведать — «все самое-самое лучшее» — и которые осели «вот здесь» (с этими словами он самовлюбленно гладил ладонью свой выпирающий, словно кираса средневекового рыцаря, живот). В музее всегда находился какой-нибудь подхалим, который говорил Тимоти именно то, что тому очень хотелось услышать: «Осели? Где? Твой живот такой красивой формы, что любо-дорого посмотреть. Откровенно говоря, я даже не знаю, как тебе это удается, Тим».

А еще в музее был добряк Джордж. Или, правильнее сказать, придурок Джордж. Однако что еще можно ожидать от влюбленного мужчины, тем более если он влюблен в другого мужчину? Даже осознавая, что это весьма неуместно, Джордж постоянно всячески заискивал перед чрезмерно самодовольным Тимоти, хотя отношение Тима к нему было, мягко говоря, издевательски-насмешливым. Такая уж это штука любовь. Только когда Тимоти что-то срочно требовалось, он снисходил до того, чтобы обратиться за помощью к Джорджу, и тот лез из кожи вон, лишь бы только ему помочь: задерживался допоздна на работе, оставался без обеда, брал работу на дом на субботу и воскресенье, не получая затем от Тимоти абсолютно никакой благодарности. Тим не удостаивал Джорджа даже дружеского хлопка по плечу и слов «отличная работа, Джордж». Однако Джордж все равно чувствовал себя счастливым. Ему очень понравилась фраза, прозвучавшая в кинофильме «История любви», и он повторял ее Одри каждый раз, когда замечал на лице девушки неодобрение:

— Любовь — это когда ни разу не возникает желания сказать: «Мне жаль, что так получилось».

— И когда не возникает желания сказать: «Спасибо, Джордж», — с возмущенным видом качала головой Одри. — Или: «Ты и на этот раз спас мою задницу, Джордж». Или…

— Хм! Только не говори мне ничего о его заднице.

Такой он, этот Джордж.

А теперь Одри собиралась поехать с матерью в место, о котором все еще мало что знала и которое с восторженным удивлением открыла для себя в своем рабочем кабинете, листая путеводитель. На этот раз она поедет туда не по служебной надобности. Это станет для нее увлекательной поездкой — ну, или чем-то в этом роде. Впрочем, поездка эта, надо признать, будет не только увлекательной.

Побывав в долине Луары, Одри затем не раз читала о ней, о ее замках, парках с аллеями для прогулок и кабачках и мысленно переносилась туда с Джоном. Она представляла себе, как они прогуливаются, взявшись за руки, по лесам и садам, разглядывая возвышающиеся вдалеке châteaux [1] Châteaux — замки ( фр. ). ( Здесь и далее примеч. пер. ) , пьют самые лучшие настойки в самых лучших кабачках, останавливаются на ночлег в красивейшем замке, построенном в стиле Ренессанс, — Ла-Веррери, в котором им предоставляют чудесную комнату с видом на озеро, садятся на бархатистую траву возле замка Шеверни в тени векового кедра, чтобы почитать «Роман о Розе» [2] «Роман о Розе» — французская аллегорическая поэма XIII века, одно из самых известных сочинений средневековой литературы. , попивая при этом вино и совершенно позабыв обо всех расписаниях и телефонах. Одри буквально грезила о том, как бы съездить в долину реки Луары вместе с Джоном. Она знала, что идеализирует это место, потому что смотрит на него глазами влюбленной женщины. Знала, что, когда приедет туда, ее ожидает разочарование, потому что трава окажется иссушенной солнцем, шелковые ковры — поблекшими от времени, и что это удивительное путешествие, о котором она в данный момент думала, можно совершить только с ним и что, возможно, именно поэтому она сейчас намеревается отправиться в долину реки Луары — в знак протеста или же чтобы пережить в своем воображении то, чего уже не может быть, и раз и навсегда поставить на этом крест.

Июль в этом году был весьма дождливым и необычайно холодным. Одри застегнула жакет и, обхватив себя руками, съежилась. Она некоторое время шагала вдоль речки Виндраш, а затем перешла по каменному мостику на другой берег. Бартон-он-де-Уотер оказался еще более очаровательным местечком, чем его изображали на календариках. Здесь можно было снова — как в детстве — поверить в существование эльфов и фей, которые, казалось, вот-вот появятся из-за какого-нибудь дерева или валуна. Возможно, именно поэтому у Одри возникло ощущение, что за ней следят, что она здесь не одна. Подобное ощущение частенько возникает в местах с многовековой историей, и, проходя по таким вот тихим старинным улочкам, человек словно сливается с прошлым и с окружающей природой, сливается с удивительным уголком, который ее брат Сэм подарил их матери.

Но, несмотря на очарование Бартон-он-де-Уотера, Одри не могла простить Сэму того, что он, воспользовавшись сложившейся после смерти отца ситуацией, убедил мать продать «Виллоу-Хаус», а затем поспешно провернул все это дело, не испытывая ни малейших угрызений совести или хотя бы сомнений. Он называл сестру и мать сентиментальными недотепами (было в слове «недотепа» что-то такое, что делало его еще более обидным, чем, скажем, «дура» или «идиотка»), потому что они не хотели продавать дом по той, по словам Сэма, нелепой причине, что он принадлежал их семье — семье Сеймуров — еще с XVI века, когда их предок, Джекоб Сеймур, сколотил состояние на торговле шерстью.