Изабелла Сова - Терпкость вишни

— Замечательный суп, — похвалил он.

— Я испекла миндальный торт.

— Прекрасно. — В его голосе не было удивления: в день рождения она всегда пекла миндальный торт.

— Как было на работе? — спросила она.

— Спасибо, хорошо, — ответил он. — А как ты провела день?

— Спасибо, приятно.

Воцарилась тишина. Он кончил есть суп, и она поставила перед ним тарелку с жарким. Затем на минутку вышла из комнаты. Вернулась, неся чемодан и малиновый жакет. В безмолвном вопросе он вскинул брови.

— Сегодня мой двадцать восьмой день рождения.

— Разумеется, я помню. Прием мы устроим, как обычно, в субботу, я уже пригласил наших друзей.

— Хорошо. — Несколько секунд она молчала. — Как видишь, я прожила с тобой восемь лет.

— Да? — Его слегка встревожил ее тон.

— Восемь лет тишины и однообразия. Я спрашиваю себя: задумывался ли ты, как я это выдерживала и что чувствовала. Хоть раз ты задумался над этим?

Он не ответил.

— Разумеется, нет. Тогда я тебе расскажу. — Она присела на краешек стула. — Ты уходил на работу. А я оставалась совсем одна. Мои подруги учились. Ходили в кино, назначали свидания. А я сидела в твоем прекрасном огромном доме и не знала, что делать с собой.

Она замолчала, подыскивая нужные слова.

— Мне не на что жаловаться. Я знаю. Мне не нужно было заботиться о жилье, о деньгах. До тех пор, пока мы вместе. И я решила сделать все, чтобы ты был доволен. Это было нетрудно. — Она улыбнулась своим мыслям. — Требования у тебя отнюдь не чрезмерные. Чистые рубашки, хорошая еда, в воскресенье домашняя выпечка. Вот только уборка большого чужого дома ужасно скучна. Почему чужого? Потому что в своем доме я могла бы наклеивать листья на стекла, вырезать дырки в занавесках и писать на зеркалах. В чужом — нет.

Он хотел что-то сказать, но не мог подобрать подходящих слов.

— Я как раз пылесосила твой любимый ковер с серыми цветами. Огромный, как пустыня. Чтобы отвлечься от этого пылесоса, я вдруг задумалась: а сколько на ковре цветков и сколько листиков? С этого все и началось. Замешивая тесто, я считала изюминки, которые бросаю в него. А когда мыла окна, я пересчитывала все известные мне моющие средства. Постепенно я втянулась в эту игру. Ты знаешь, сколько кафельных плиток у нас в обеих ванных комнатах?

Он не успел ничего ответить.

— Само собой, не знаешь. Четыреста пятьдесят восемь, из них двести двенадцать без узоров. А знаешь, сколько ребер на всех радиаторах? Сто тридцать шесть. Я пересчитала во время весенней уборки. Я знаю, сколько досок и гвоздей в панелях обшивки стен. Сколько у нас пар всевозможной обуви, полотенец и головных уборов. Убираясь в этом доме, я, наверное, почти все пересчитала в нем. Пришла пора сделать второй шаг. И я начала пересчитывать все, что возможно. Я сосчитала польских и заграничных актеров (пятьсот двадцать человек), названия духов (семьсот пятнадцать), цветов (всего девяносто два) и птиц (ровно сто, включая домашних). Я считала знакомых и прочитанные книжки, краски, имена на букву А, виды материалов. Мне не нужно было думать о глажении рубашек — в это время я вела счет видам млекопитающих. Во время варки бульона пересчитывала другие супы или блюда из яиц. А когда красилась, перечисляла известные картины. За шитьем я считала различные виды одежды или же (а почему бы и нет?) города мира. Я создавала сложные перечни и каталоги. Но сегодня утром я пробудилась. И подумала, что кончились мои двадцать семь лет. Триста тридцать шесть месяцев, десять тысяч двести двадцать семь дней, четырнадцать миллионов семьсот двадцать шесть тысяч восемьсот восемьдесят минут и восемьсот восемьдесят три миллиона шестьсот двенадцать тысяч восемьсот секунд. Я осознала, что в течение последних лет я ничего не чувствовала. Ни о чем не беспокоилась, ничего не ждала. И вдруг до меня дошло, что я уже все пересчитала. Потому я решила, что выскажу все это тебе. В первый и последний раз.

Она встала и одернула юбку.

— Я ухожу.

Я дочитала и отдала странички папе. Что ему сказать? Что-нибудь умное и утешительное? Может, привести какую-нибудь цитату из Кундеры?

— Я не знала, что у мамы были кудрявые волосы.

— А от кого у тебя эти кудряшки?

Действительно. От папы я могла бы унаследовать самое большее обширную лысину.

— Интересно, почему она тогда не ушла.

— Она ушла, но сразу же вернулась, потому что оказалось, что у нас будет ребенок. То есть ты.

А если бы мама решила уйти годом или тремя месяцами раньше? Страшно подумать, что было бы тогда.

2.05.Я решила навестить маму и узнать из первоисточника, что происходит.

— Заходи, — сказала она и пошлепала на кухню.

Я пошла за ней. Она достала из холодильника банку пива.

— Хочешь?

Я кивнула. Мы перешли в комнату, где посередине на деревянном полу лежал огромный матрац. Перед матрацем низкая скамья на неошкуренных сосновых чурбаках, а на ней миски с жаренными в меду фисташками.

— Садись. — Мама освободила мне место среди десятков разноцветных подушек. — Что тебя привело?

— У меня поручение.

— Я вся обратилась в слух.

— Папа сказал, что происходит что-то нехорошее, и попросил меня осторожно выспросить тебя.

— Нехорошее? — Мама расхохоталась, а потом сделала большой глоток пива прямо из банки. — Наконец-то я чувствую себя по-настоящему хорошо. Я перестала беспокоиться и планировать на пять лет вперед. Я наконец-то живу.

— А он? Ну этот, новый? — робко спросила я. — Какой он?

— Теплый, спокойный и… — она на миг задумалась, — простой. Возможно, ты с ним сегодня познакомишься. Он уже должен вернуться из леса. О, звонит домофон! — Мама выбежала в коридор. Я никогда еще не видела, чтобы она двигалась с такой легкостью. Как будто у нее в жилах вместо крови несколько литров гелия. Она открыла дверь, и я увидела папин субститут.

3.05. — Я совершенно не понимаю, — рассказывала я возмущенно, — как она могла выбрать нечто подобное!

— А что в этом удивительного? — ответил вопросом Ирек. Как обычно, он сидел под столом среди проводов и коробочек. — Если женщины все бросают ради Тарзана, сходят с ума по Супермену и Фантомасу, то почему нельзя для разнообразия влюбиться в обыкновенного медведя?

— Можно, но почему это должна быть моя мама?

— Думаешь, у моей мужчины были лучше? Было дело, жила она с одним, так он ставил будильник на пять утра и вламывал без передыху до полуночи. Прямо тебе кролик из рекламы батареек.

— Но он был нормальный мужчина, а не медведь из леса!

— Если твоя мать счастлива с ним…

— Но что люди скажут?

— Люди? — Ирек саркастически усмехнулся. — Вроде бы мы принадлежим к поколению, которому наплевать на мнение других. Ну как тут верить экспертам?