Владимир Андреев - Жажда мести: Жажда мести. Храм любви

— Вы кого-нибудь ищите, сахиб? — спросил он, чиркая спичкой и закуривая сигарету. — Может быть, я могу вам помочь?

— Нет, то есть да. Скажите, кто здесь делает ремонт? Ведь на этом участке должна была быть гостиница.

— Какие-то важные господа, я не знаю, как их зовут, — он стер с лица белое пятно, — мое дело — побелить потолки. — Парень внимательно посмотрел на Виджея. — А дом хороший, еще много лет простоит.

— Да, это хороший дом.

— А вы, наверное, тут жили? — догадался парень.

— Я здесь родился.

— То-то я смотрю… Может, хотите пройти внутрь? Посмотрите, как красиво.

— Нет, нет, благодарю вас, — отказался Виджей.

Трудно войти в дом, где ты родился, где прошла твоя юность, в дом, который продан. Там будут жить другие люди — со своей судьбой, со своими горестями и печалями, со своей любовью и радостью. Не стоит будить призраки безвозвратно ушедшего прошлого.

Юноша возвращался в «Черный город» с печалью в сердце. Столько лет прошло с тех пор, как он покинул «Храм любви», а было все это, как будто вчера.

Спускаясь по узкой тропинке вдоль реки — здесь лежал наиболее короткий путь к дому Асамхана, — Виджей заметил неясную тень, мелькнувшую на платановой аллее. Юноша обернулся, но даже не успел разглядеть, человек это был или зверь. Он не боялся нападения грабителей, однако ускорил шаги, не желая ввязываться в историю. Он спешил к матери.

Жилище Асамхана стояло на краю пустыря, возле крутого берега реки. Издалека Виджей увидел в окне силуэт матери. Она ждала его. Завидев сына, Лакшми вышла ему навстречу, чем-то явно взволнованная.

— Что случилось, мама? — встревожился юноша.

— Здесь только что были Аджей и Санджей… — от волнения ее голос прерывался. Не в силах говорить, она протянула ему лист гербовой бумаги.

Это была дарственная на «Храм любви».

— Так вот кто тот добрый волшебник, который воссоздал дом заново! — воскликнул Виджей. — Как же я не догадался сразу.

— О чем ты говоришь? — спросила мать.

— Мама, я был там сегодня! Наш «Храм любви» стал еще красивее, чем прежде!

— Нет, сынок, не может быть! — мать пошатнулась, и юноша поддержал ее, чтобы она не упала. — Я уже отчаялась вернуться туда, неужели такое счастье возможно?

Из дома вышел Асамхан. Он не мог понять, что происходит, почему они так взволнованы.

— Виджей, произошла какая-то беда? Нужна помощь?

— Нет, друг, никакой беды не случилось. Не все же время печалиться и горевать, вот и нам улыбнулась радость. Мы вновь обрели утерянный кров.

— Поздравляю вас! — силач пожал им руки, но потом нахмурился. — Значит, вы уезжаете… Жаль, я к вам очень привык, да и Рам называет Лакшми бабушкой…

— Ничего, друг, — ответил Виджей, — мы будем часто встречаться, заходить в гости…

Они были так увлечены беседой, что не замечали, как из-за полуразвалившегося каменного забора за ними наблюдают чьи-то злобные глаза.

В ночном воздухе пахло сыростью после внезапного ливня. Асамхан вышел из дома, закурил крепкую бири — дешевую сигарету, скрученную из табачного листа. Сизый едкий дым медленно поплыл, не смешиваясь с влажными испарениями земли.

С реки доносился ликующий лягушачий хор. Скользкие существа, обрадованные неожиданной свежестью, устраивали свои концерты в прибрежных водорослях. Словно внимая их песням, низко над водой носились летучие мыши, исполняя под неистовое кваканье замысловатый танец.

Асамхану послышалось, будто возле разрушенной каменной ограды прошуршала змея, что-то пробиралось там, пригибая мокрую траву. Силач затянулся в последний раз сигаретой и швырнул ее в темноту. Прочертив извилистую черту, она вспыхнула красными искрами, очевидно, испугав змею, которая шарахнулась в сторону. Треснула ветка, с шуршанием посыпались мелкие камешки из ограды.

«Ага, — подумал Асамхан, — там прячется какой-то зверь».

— Папа, — позвал Рам, появившийся на пороге, — иди домой, я боюсь.

— Чего ты боишься?

— Не знаю, — ответил мальчик, — но мне страшно.

Асамхан засмеялся и вошел в дом.

Проводив его движением револьвера, Гунда сунул оружие за пояс и вытер мокрую руку о пиджак. Он мог бы застрелить своего врага, всадить в него пулю, но это была бы слишком легкая смерть. Бывший главарь даже не узнал бы, кто отомстил ему. Гунде хотелось не просто убить, ему хотелось доказать Асамхану свое превосходство над ним. Тот никогда не принимал всерьез угрозы бандита, считал его мелкой сошкой, поэтому Гунда был счастлив, когда Делиб доверил именно ему возглавить новую банду.

Разбойник давно выслеживал Асамхана, изучил все привычки бывшего главаря, оставалось только нанести последний удар. Гунда собирался покончить с ним сегодняшней ночью, однако, когда увидел его, безмятежно покуривающего у стен своего дома, ничего не боящегося, им овладела неистовая злоба. Какая несправедливость: Асамхан живет свободным человеком, ни от кого не прячется и прекрасно себя чувствует, а он скрывается от полиции, бегает по ночам, словно дикий зверь, и любой может выдать его. Нет, этот рикша должен испытать тот же страх и ужас, что и Гунда, он должен выть и молить о пощаде, тогда месть будет сладка и приятна.

Наступив каблуком на рдеющую красную точку сигареты, разбойник с наслаждением вдавил ее в землю. Вот так же он растопчет своего врага. Гунда придумал отличный план, как это сделать.

После ареста Делиба бандит скрывался в его загородном доме в горах, о котором почти никто не знал. Там можно было отсидеться, не опасаясь любопытных соседей, — ближайшее селение располагалось по другую сторону глубокого ущелья.

По старой привычке он ограбил крестьянскую повозку и раздобыл еду на первое время. Напуганный пожилой мужчина в линялом дхоти, покорно отдал ему полмешка риса, завернутый в чистую холстину круг свежего козьего сыра, истекающего каплями сыворотки, и горячий хлеб.

Гунда долго жалел, что отпустил старика живым, но на будущее решил не оставлять следов, чтобы не привлечь внимание полиции, и не грабить поблизости от своего убежища.

Дом стоял возле огромной скалы, прилепившись к ней, как ласточкино гнездо. Сложенный из серых каменных плит, он не выделялся на фоне источенных ветром глыб, заросших в расщелинах белесым лишайником. Здесь Гунда провел несколько недель, но потом заметил, что стал разговаривать сам с собой. Когда он поймал себя на том, что разговаривает с фыркающим паром чайником, обжегшим ему руку, то понял, что пора выбираться в город.

Рам умылся холодной водой, причесал мокрые волосы. Позавтракав вареным яйцом и напившись чаю, он отправился в школу. Мальчик шел по знакомой дороге, здороваясь с мрачным мусорщиком, метущим улицу, с мороженщиком, занявшим уже свое привычное место на углу. Все эти люди хорошо знали его, они разговаривали с ним, как со взрослым человеком. Никто из них не обратил внимание, что за мальчиком шел человек в черной одежде. На щеке незнакомца краснел длинный шрам, скрывающийся в отрастающей бороде.