Пол Райзин - Водка + мартини

Человек Рассудка доволен собой, он от души пописал на пылающий костер дискуссии. Большое розовое лицо епископа на мониторах выглядит так, будто он потерял всякое желание жить. Врач говорит что-то настолько витиеватое, что получается какая-то подозрительно пошлая двусмысленность. Психоаналитик, не зная, что сказать, изо всех сил кивает в знак согласия.

— Это может показаться странным, — говорит Фарли, — но мой будущий альбом называется «Разминка перед смертью». — Мы с Дэйвом Уайтом обмениваемся быстрыми взглядами. — Большинство художников рано или поздно начинают размышлять на эту тему. Обычно это происходит, когда конец кажется ближе к тебе, чем начало. — Все остальные участники дискуссии уважительно примолкли. — Что касается меня, то это произошло немного раньше, чем я планировал. Мне остался, может быть, год. Самое большее два. Онкология, если присмотреться, — вещь поистине поразительная. После консультаций с лучшими медиками я получил диагноз, который укладывается всего только в одно слово: неоперабелен. — Фарли закуривает еще одну сигарету.

И в кадре, и за кадром все явно потрясены. Представительница высшего руководства Би-би-си — я сразу замечаю это — прекращает баловаться со своим органайзером. Тишину нарушает одинокий голос:

— Вторая, уменьшаем изображение. Третья, держите в кадре лысого мудака. Четвертая — попа крупным планом. О’кей, Найджел, потихоньку, потихоньку наезжаем на Фарли. Черт меня побери!

Как это ни странно, никто не задает никаких вопросов. Да они и не нужны. Фарли просто рассказывает историю о том, как тридцать лет рок-н-ролльных излишеств в одно прекрасное утро закончились странной, не очень-то и сильной болью, которая все не прекращалась и никуда не хотела уходить. Мы стараемся выжать из техники все что можно. В рамке экрана медленно-медленно увеличивается крупный план. Фарли рассказывает, как его оскорбляет сама мысль, что жизнь продолжается, но уже без него (и деньги тут ни при чем, молодая жена тоже ни при чем, все это совершенно ни при чем), и в глазах кумира миллионов людей стоят слезы. О боже… да это настоящая удача! Он сейчас заплачет! Да это все равно что выиграть пять лимонов в игральном автомате!

Мэв Миддлтоун выглядит так, будто ей залепили пощечину. Я нажимаю на кнопку и бормочу ей в наушник: «Он верит в загробную жизнь?»

— Вы верите в загробную жизнь?

Фарли только глубоко вздыхает. Ну же, давай, добавь еще капельку дегтя в бочку меда.

— Скажу вам со всей откровенностью: мне бы очень хотелось ответить на этот вопрос «да». Но, к сожалению, приходится придерживаться концепции одинокой свечки в пустоте небытия.

Лучшего момента, чтобы закончить, не придумаешь. Огни постепенно гаснут, и площадка снова погружается в состояние безграничной и черной пустоты. Представительница высшего руководства Би-би-си поворачивается к Дэвиду Уайту.

— Поздравляю, — говорит она. — Серьезная и убедительная работа. Но вы меня извините, может, мой вопрос вам покажется глупым — мне казалось, что вы собирались делать передачу про футбольных болельщиков?

Все — и выступавшие, и телевизионщики — собрались в крохотной зеленой комнатке раздавить бутылочку-другую латвийского шардонне. Саймон сразу прилип к нашей миленькой маленькой Луизочке и, держу пари, пичкает ее какими-нибудь непристойностями из личной жизни. Бедную Николь совсем заболтал Найджел (камера один) — та даже побледнела. Майлс рассыпается в комплиментах перед Мэв Миддлтоун («у вас потрясающая работоспособность, вас не собьешь, а для ведущего это главное, это я как директор вам говорю»).

Откуда ни возьмись рядом со мной возникает Дэвид Уайт.

— Ну что, кажется, разделались, — ворчливо заявляет он. — Правда, есть опасность, что они захотят сделать из этого целую серию.

В комнатке не протолкнуться, тем не менее вокруг Фарли образовалось пустое пространство — потому ли, что он мировая знаменитость и легенда, или из уважения к его болезни, — трудно сказать. Он оживленно дискутирует с психиатричкой-экзистенциалисткой. Но вот он замечает мой взгляд и откалывает нечто странное. Слегка отворачивается от старушки, как бы затем, чтобы сделать очередную затяжку. И, убедившись, что его никто не видит, корчит забавную рожицу и недвусмысленно подмигивает мне, как заговорщик.

— Ты видел? — спрашиваю я Дэйва.

Как это понимать: вся его история про болезнь — полная чушь, что ли? Циничный прикол, конечная цель которого — продать как можно больше своих дисков?

Впрочем, наплевать. Шоу у нас получилось просто потрясающее, и мы это знаем.

Итак, я знаменит. Про нашу передачу трубят все газеты на первых полосах, телекомпании по всему миру показали отрывок, где Фарли говорит о своей болезни, а сама программа быстро нашла себе место: теперь шоу стоит в вечернем меню понедельника, как весьма содержательное и сытное блюдо, да еще с перчинкой. В общем, Дэйв оказался прав: руководству Би-би-си очень понравилась концепция, заключенная в слове «разминка». Они там решили, что это словечко может стать прекрасным брендом, таким, например, как «Адские соседи / строители / философы» или «Голливудские жены / собаки / утраты / монтажисты». Нам с Дэйвом Уайтом уже поручили придумать еще с десяток «трудных» тем, куда можно вставить эту пресловутую «разминку». И вот с непривычным ощущением в груди, которое испытывает, наверное, какой-нибудь Человек месяца, или даже Человек года, мы прямиком отправляемся в первый попавшийся бар, чтобы отметить нашу победу, надираемся в сосиску и сочиняем следующий список примерных названий для наших будущих шоу:

1. Разминка перед старостью.

2. Разминка перед половым хулиганством.

3. Разминка перед третьей мировой войной.

4. Разминка перед групповушкой.

5. Разминка перед плясками.

(Дальше в мозгах начинает шалить третья порция мартини с водкой.)

6. Разминка перед мастурбацией.

7. Разминка перед самоубийством.

8. Разминка перед инцестом.

9. Разминка перед вступлением в Европейский валютный союз. (С этого пункта мы впадаем в отчаяние.)

10. Разминка перед светопреставлением.

Я так думаю: попытку составить хороший список нам придется повторить.

Что бы там ни было, мои слова повторяются всюду: «Для нас самих это было настоящим потрясением. Мы понятия не имели, что Фарли так болен. Всем сердцем, всеми мыслями мы с ним и его семьей» — ну конечно, плевать нам на личную славу, когда наш дорогой Фарли так болен. В «Индепендент» меня обозвали Майклом Роузом, и мне это не очень понравилось. А в профессиональном журнале телевизионщиков «Бродкаст» напечатали комментарий этой бледной, как сама смерть, представительницы высшего руководства Би-би-си, которая ухитрилась создать впечатление, что идея нашего шоу впервые пришла в голову именно ей. Тем не менее сегодня — и, может быть, только сегодня — я в зените славы. Достаточно скромно, как и подобает настоящей знаменитости, звезде телевизионного бизнеса, я предъявляю позолоченное приглашение и вхожу в церемониальные залы гостиницы, где имеет место быть сборище по случаю десятой годовщины «Бельведера».