Кэти Летт - Бешеные коровы

— Я воспитан с представлениями о том, что брак — это священные узы, — возмутился Алекс, вытягивая губы, чтобы не испачкать их пеной для бритья. — Моя связь с тобой была помрачением рассудка. Взаимным помрачением рассудка. — Он задумался, подбирая правильные слова. — Лебединая песнь сексу.

— Да, а Джек стал нашим птенцом, — подхватила Мэдди.

Медсестра посмотрела на часы. Распахнула дверь и покатила кровать в сторону холла.

Мэдди схватилась за другой край кровати.

— Зачем ты это делаешь, Алекс?

— Чтобы остаться молодым, — сказал он с убежденностью политика.

Мэдди поняла, что он действительно мог стать хорошим политиком, потому что обладал неограниченной способностью к самообману.

Петронелла с раздражением рванула кровать вперед.

— Алекс, это кризис среднего возраста. Женщины в таком возрасте воруют в магазинах и испытывают приливы, — Мэдди снова дернула кровать на себя, скрипя подошвами обуви по линолеуму. — У мужчин другие симптомы: вступление в брак с нимфеткой, покупка «порше»…

— Ах, нимфетка! — Лицо Петронеллы исказил приступ ярости, как облачность на карте, которую она показывала в своих прогнозах. — Кто-нибудь, типа, вызовите охрану!

— Они так и рекламируют «порше», — продолжала Мэдди. — Мол, создан для того, чтобы провезти вас через кризис среднего возраста. Как новенького… и еще пластическая хирургия.

Алекс внезапно показался ей таким опустошенным и маленьким… Выражение его лица не отличалось от рыбьего, то есть головы того карпа, который лежал на куске льда в гастрономическом отделе универмага «Харродз». Гнев Мэдди превратился в какую-то абстрактную жалость. Она испытывала сентиментальную нежность к Алексу, похожую на чувства к Англии, запечатленной на почтовых открытках, ради которой она приехала сюда, чтобы убедиться в том, что ее такой больше не существует.

Кровать подъезжала к объявлению, которое Мэдди в ее состоянии показалось смешным. «Только для медицинского персонала. Дверь снабжена тревожной сигнализацией». Мэдди подумала: «Я тоже». Она схватила Алекса так крепко, что сквозь накрахмаленную ткань ощутила проступившие позвонки.

— Алекс! — умоляла она. — Не делай этого!

— Охрана! — разнесся крик по коридору.

— Алекс, ты мне нужен, — лились слова изо рта, напоминавшего раскрытую рану. — Пожалуйста, помоги мне.

Петронелла оттолкнула медсестру прочь и покатила Алекса навстречу его злой и неминуемой судьбе.

— Я прошу тебя только об одном: сделай ему обрезание, — сказал Алекс печальным, смиренным голосом. — В конце концов, я же был обрезан.

— Да, — мрачно согласилась Мэдди, — только после операции они выбросили не ту часть.

Она внезапно с прискорбием поняла, что Алекс оказался пустышкой. Но ее непреодолимо тянуло к нему, как астронавта затягивает в черную дыру.

Возле лифтов раздался шум. Мэдди сначала не узнала фигуру, вторгшуюся на территорию больницы, потому что она бежала. Единственное в этой жизни, за чем когда-либо бегала Джиллиан, — это репутация.

— Джек! — задыхаясь, кричала она, налетев на кровать Алекса, которая врезалась в тележку с лекарствами и обдала Петронеллу взрывом разноцветного конфетти из таблеток.

Внутри у Мэдди все сжалось и задрожало, когда она увидела пепельно-бледное лицо Джиллиан.

— Она забрала Джека!

Мэдди судорожно вдохнула, чувствуя, как в ее легкие входит пустота.

— Что? — она схватила Джиллиан за худенькие плечи. — Кто?

— Эдвина Хелпс.

Наблюдайте за своим ребенком. Пусть он смотрит в ваши глаза и ничто из окружающего мира не сможет отвлечь вас друг от друга. Никогда не бросайте его в незнакомых ситуациях.

Пенелопа Лич. Снаряжение для ребенка.

Джиллиан несвойственным для нее папским жестом бросилась наземь и поцеловала мостовую рядом с аллеей в Сохо.

— Кто-нибудь, ущипните меня! Какое же это блаженство — вырваться из пригорода!

— Джиллиан, ради бога! — зашипела на нее Мэдди, натянутая как струна. Как только она потеряла Джека, все ее материнские инстинкты вернулись к ней с сокрушающей силой.

— Мэдди говорила, что ты любишь это место. — Пока Мэдди и Джиллиан играли в игру «найди полицейского», Мамаша Джой просовывала проволочную вешалку вдоль стекла с пассажирской стороны старой немощной машины Руперта Перегрина.

— Продавщица из магазина в Милтон-Кейнс спросила меня, не собираюсь ли я у них поселиться. А я ей говорю: «У вас манго бывает круглый год?» А она мне: «Манго?» А я ей: «Именно!»

Свет в офисе Перегрина на втором этаже погас как раз в тот момент, когда Мамаше Джой удалось подцепить замок на двери.

— Джиллиан! Садись!

Мэдди и Джиллиан скользнули в липкую темноту на тошнотворно грязные темные сиденья и замерли в ожидании звука поворачиваемого ключа в замке зажигания. Сарафанное радио разнесло последнюю новость о том, что одна из пожизненных заключенных в Холлоуэй забеременела и главным подозреваемым был Перегрин.

Когда адвокат втиснул в пространство между рулем и сиденьем свой живот, который можно было измерить только циклопическими величинами, машина резко осела налево. Копируя действие, так часто показываемое в бесконечных полицейских сериалах, Мэдди взяла в руки предмет, который адвокату должен был по ощущениям показаться пистолетом, а на самом деле был детской чашкой с носиком, и прижала его к основанию покрытого перхотью черепа Перегрина. Джиллиан наклонилась и выдернула ключи из замка зажигания.

— Двина забрала Джека! — От горя голос Мэдди отказывался ей повиноваться и звучал так низко и скорбно, что она сама его не узнавала.

— Так, так, так, — произнес Перегрин с отвратительным высокомерием. — Как богата жизнь сложными ситуациями!

Мэдди сильнее воткнула носик чашки Джека в синеватые складки его шеи.

— Если ты мне не поможешь, я дам против тебя показания. «Ах да! Совместная работа под его началом, вернее, под его концам была так приятна, Ваша Честь! Он очень углубленно относится к своей работе!»

— Неужели? А я думал, что бегство из старой доброй женской тюрьмы вряд ли придаст достоверности подобному свидетельству… Ах, ну что же я могу об этом знать. Я ведь всего лишь адвокат , — пожал плечами Перегрин, нисколько не утратив своего скабрезного настроения.

— Слушай ты, косоглазый пьяница-импотент…

— Я вижу, ты так и не научилась пользоваться родной речью. Такого явления, как мужчина-импотент, в природе не существует, — язвительно заметил он. — Есть только ущербные женщины .

Здесь уже требовалось подкрепление. Мэдди кивнула, и Мамаша Джой молнией метнулась из тени и ювелирно точно разместила свое тело на сиденье рядом с язвительным адвокатом. С презрительным безразличием Перегрин попытался открыть свою дверь.