Линда Йонненберг - В постели с Хабенским

Плечи

Поширше бы надо, на те же миллиметры.

Грудь

Что-то среднее между Паном и Фенриром.

Руки (сбоку)

Весьма милая кисть: небольшая ладонь, длинные чуткие пальцы, хотя некоторая костистость присутствует. Аполлон. Сущий Аполлон.

Живот

От совершенства далек.

Бедра

Ничего-ничего-ничего.

Все, что связано с бедрами

На наш взгляд, выгодно отличается от древнегреческих образцов.

Попа (сзади)

Следовало бы уменьшить в объеме для соответствия божественным стандартам.

Ноги

Опять же, нечто среднее между Фенриром и Паном.

Вывод

Некоторыми местами объект явно похож на бога, а некоторыми не похож даже на человека.

Общий вывод

Трудно быть богом.

Ответить на это сообщение

Тема:Re: К. Ю. Хабенский и боги

Автор:Комедия

Дата:15.01.2004

Дурдом!

Тема:Re: Господам Урсусу и Зухусу

Автор:Синема

Дата:15.01.2004

Уважаемые господа!

Разве факт наличия «души божественного происхождения», излучающей тепло и свет, не перевешивает несовершенство задницы?

Хотя у каждого свои предпочтения…

Вывод напрашивается…

Тема: Re: Соглашусь…

Автор:Павлон

Дата:16.01.2004

…Мне нравится то, что делают/ет У и З. Забавно, с юмором и здоровым цинизмом.

Всколыхнули.

Зацепили.

Разбудили.

На ноги поставили, танцевать, как говорится, заставили.:)

Иногда я люблю танцевать. То есть танцую я, конечно, не профессионально, отвратно танцую, если честно сказать. Но танцевать люблю. Иногда. До сих пор не знаю, любит ли танцевать Зухус, а если любит, то как она это делает?..

После всех пережитых (в основном мной) волнений мы решили срочно уехать в Питер и как следует обдумать сложившуюся ситуацию. Мы приобрели единственные имеющиеся в наличии билеты на поезд «Юность», на сидячие места и расположились на втором этаже Ленинградского вокзала в кафе и ели пиццу странной формы (почти квадратную), подогретую в микроволновке женщиной в неопрятном халате. Зухус утешала меня, хотя в данной ситуации я должна была утешать Зухус.

— Ты же видела его спину? — вопрошала Зухус.

Имелась в виду спина актера Почеренкова, друга актера Хабенского.

— Видела-а-а, — ныла я, — но он-то меня не видел!

— А зачем ты так села, чтобы он тебя не видел? — продолжала допрос Зухус.

— А то ты не знаешь! Я Хабенского боюсь.

— Нашла кого бояться, видела я сегодня этого Хабенского. И потом, ну боишься ты Хабенского, а Почеренков тут при чем?

— Почеренкова я тоже боюсь! — пыталась втолковать я Зухус.

Во мне вдруг проснулась сверхъестественная проницательность, а может, даже предвидение будущего. Я почувствовала, как моя макушка нагревается, словно через нее в меня сверху просачивается неведомая космическая энергия.

— Если мы сейчас спустимся вниз, на первый этаж, то обязательно столкнемся с Олегом Андреевым, — объявила я, глотая теплый безвкусный чай, чтобы протолкнуть им застрявшие в горле куски пиццы.

— Это почему? — не поверила Зухус. — С какой стати ему здесь торчать? И потом, у него поезд через десять минут. Наверное, уже сидит в вагоне. С Хабенским.

— Или Почеренковым, — вздохнула я.

Мы спустились вниз и остановились у выхода на платформы. Я достала сигарету, и тут же возле нас материализовались два молодых человека. Один галантно предложил мне зажигалку, а другой стал выспрашивать, где мы живем — в Москве или в Питере. Зухус брякнула, что в Москве, и мне пришлось вступить в разговор, потому что подруга совершенно не знала географии столицы. Все это время я краем глаза видела некий раздражающий предмет: что-то большое, зеленое и зловещее стояло прямо напротив нашей компании и слегка раскачивалось из стороны в сторону. Молодые люди скоро покинули нас — побежали на поезд. Зеленое пятно тотчас приблизилось к нам и придушенным басом спросило:

— А вы что здесь делаете?

В мое сердце воткнута стрела из какого-то банального темного металла. Не из платины, точно. Сердце не то что болит, ему просто не очень комфортно. У моей собаки завелись блохи. Денег не было, значит, не было и песен. Мне физически до такой степени нехорошо, что я не смогла кончить, как обычно представив, как стая голодных и злобных мужчин терзает мое дохленькое тельце. Мне было скучно. Но уже по-другому — я не могла дышать без него.

«А вы что делаете» оказался, конечно, Олегом Андреевым. Вместе с друзьями Зибровым и Почеренковым он отправлялся домой, в Питер. А мы… Просто тут вот… стоим, наверное…

— Ладно, стойте, — разрешил Андреев, — только никуда не уходите. Я за своими сбегаю.

Он побежал за своими. Мы с Зухус сделали ноги и отсиживались в буфете на втором этаже Ленинградского вокзала, пока поезд, в котором были пьяные актеры, не исчез в ночи. Мы понуро пошли к своему поезду. Перспектива всю ночь сидеть в неизвестно какой позе не радовала.

Я жуткая трусиха. Зухус, может быть, тоже. Только вот боимся мы совершенно разных вещей. Я — мужчин и пауков. А Зухус… не знаю, потому что, как оказалось, я совсем не знаю Зухус. Мои знакомые отзываются о ней по-разному, иногда говорят диаметрально противоположные вещи. Мне плевать. Я люблю Зухус просто потому, что она Зухус и есть на этом свете. А конец у меня, конечно, будет плохим. То ли я нажрусь какой-либо дряни на белом диване, запив все алкоголем, как Монро, душка, упокой, Господи, ее душку. Или просто как все наркоманы или бомжи. А может, прыгну откуда-нибудь, что меня, конечно, не очень привлекает.

В жизни видишь много мертвых людей, которым тоже скучно. А вот Зухус — она живая, и теплой человеческой крови ей ой как много надо. Так это и в кайф, знаете ли…

Я никогда не думала о них. Они не посещали меня во сне. Они не присылали мне писем на тонкой папиросной бумаге, пахнущей болотными испарениями и лунным светом. Я вообще не верила в них. Никогда.

В 2001 году я встретила на Владимирском проспекте Михаила. Он возился с синим мопедиком, совсем не подходящим ему ни по размеру, ни по цвету, ни по социальному статусу. Михаил снимался в брутально-дебильном сериале с идиотским названием и играл в театре. Михаил не был красив и не был особенно умен. Я не говорю об изыске — сами понимаете, почему.

— Привет, — сказал мне Михаил.

— Привет, — ответила я, думая о том, что желтые звезды — очень редкая разновидность звезд.

— Хочешь, прокачу? — спросил Михаил.

— Зачем?

— Просто так, — пожал плечами Михаил.

— Хм-м… — И вдруг все желтые звезды в моем сознании померкли, потому что зеленые звезды блеснули в зрачках Михаила. Зеленые, как папоротники, как хвощи и плауны, как что-то забытое, древнее.