Владимир Андреев - Ганг, твои воды замутились. Три брата

— Сэр, я свое дело сделал неплохо, не правда ли? — быстро пробормотал он. — Сдержите ли вы свое слово?

Сахаи окинул его презрительным взглядом. «Свое слово»! Мальчишка! Как будто дело тут в честном слове! Если бы речь не шла о человеке, которому нужно заткнуть рот, стал бы он связываться с таким дурачком или обременять себя какими бы то ни было «честными» или «нечестными» словами!

— Конечно, — снисходительно ответил он. — Идем, нас ждет убитый горем отец!

Дверь оказалась незаперта. Войдя в квартиру, Сахаи сразу понял, что никого, кроме хозяина, дома нет — очевидно, профессор даже слугу удалил, чтобы никто не присутствовал при разговоре. «Догадливый старикашка! — усмехнулся про себя гость и тут же заметил, что над диваном уже нет портрета Махатмы Ганди. — Надо же, какой совестливый: еще ничего не случилось, а он уже не может смотреть в глаза Чести нации!»

— Господин Бредхишот, я сделал все, о чем вы меня просили, — подчеркнуто почтительно произнес Сахаи. — Я освободил вашего сына.

Рави мялся в углу, не решаясь подойти к отцу. Сахаи думал, что тот сам бросится к своему отпрыску, чтобы прижать его к груди, но старик избегал даже смотреть в его сторону. Однако гостя он поблагодарил со всей возможной вежливостью.

— Вы оказали мне неоценимую услугу, господин Сахаи, и я никогда не забуду об этом, — поклонился профессор.

— Собственно, в этом моей заслуги нет, — уточнил гость. — Скорее, вы обязаны возвращением Рави господину Бхагавату Чанхури. Именно он лично попросил начальника полиции отпустить вашего сына, заявив, что прощает ему его намерение убить конкурента отца.

Сахаи внимательно вглядывался в чуть склоненную голову старика, стараясь понять, какое впечатление произвели его слова. Но на лице Бредхишота не дрогнул ни один мускул.

— Так вот, сам господин Чанхури… — опять начал гость, но теперь хозяин перебил его.

— Я просил бы вас как друга почтенного Бхагавата Чанхури передать ему мою признательность и… В общем, у него нет больше конкурента, — твердо сказал старик и поднял на Джави глаза, в которых промелькнуло что-то похожее на насмешку. — Ведь мы говорим именно об этом, не так ли?

— Да, вы правы, — улыбнулся Сахаи, — но это еще не все. Я как представитель промышленных кругов города хотел бы субсидировать те научные разработки по очистке воды, которые ведутся в нашем Университете. Вот здесь, — он кивнул на небольшой чемоданчик, стоявший у его ног, — около миллиона рупий. Теперь, когда у вас не будет необходимости отвлекаться от своих занятий ради неблагодарной и изнурительной общественной деятельности, вы могли бы принести огромную пользу своими новыми открытиями, которых мы все будем ждать. Полагаю, миллиона будет достаточно?

— Вполне, — кивнул старик. — Однако было бы куда лучше, если бы вы принесли его не сюда, а в Университет. Если угодно, мы устроим торжественную встречу столь щедрым благотворителям, как вы и… Бхагават Чанхури.

— Ну нет! — громко запротестовал гость. — Тут-то он как раз и ни при чем. Эта сумма собрана исключительно мною и моими компаньонами, к которым наш уважаемый друг не принадлежит.

Бредхишот промолчал, ничем не выказывая своего согласия или несогласия с последним заявлением. Однако Сахаи показалось, что будет лучше, если он поскорее покинет этот дом — в конце концов, он добился здесь всего, что хотел.

— Постойте, вы забыли чемоданчик! — крикнул ему вслед старик.

Гость обернулся и испытующе посмотрел ему в глаза. Профессор ответил ему спокойным и твердым взглядом человека, который уступил уже все, что мог, и больше уступать не намерен.

— Вы забыли ваши деньги, — повторил он, поднимая чемоданчик и передавая его в руки гостя.

— Но, папа! — закричал вдруг Рави, не выдержавший напряжения этой сцены. — Эти деньги принадлежат мне! Я их заработал!

— Что? — пробормотал старик, отступая назад. — Что ты несешь?

Рави, спохватившись, прижал ладонь ко рту, как бы стараясь затолкать обратно вырвавшееся признание. Отец смотрел на него, как смотрел бы на грязную свинью, внезапно возникшую на месте, где только что стоял его сын. Руки старика крупно дрожали.

Юноша хотел что-то сказать, но осекся и, натыкаясь на мебель, бросился из комнаты. Сахаи поспешил выйти вслед за ним.

В подъезде он бросил Рави чемоданчик с деньгами и, почему-то стараясь не коснуться парня взглядом, спустился к машине.

Никому не показалось странным, что профессор Бредхишот снял свою кандидатуру на выборах президента Общества охраны Ганга — чему тут удивляться, если старик второй месяц не вылезает из больниц! Конечно, во главе такого важного дела должен стоять полный сил и энергии человек — об этом говорили все, даже те, кто еще недавно радовался самому факту присутствия известного своей порядочностью ученого в списке кандидатов. Но ведь и Бхагават Чанхури оказался совсем неплох — он так остро выступал против всевластия монополий, творящих, что им угодно, не только с Гангом, но со всем богатством страны. Кроме того, Чанхури очень богат — может, он не станет злоупотреблять общественными деньгами в собственных целях?

Хотя победа на выборах финансисту была предрешена отсутствием соперников, он праздновал ее так пышно, будто она досталась ему в тяжкой борьбе. Приемы следовали один за другим — для членов Общества, для промышленников из Дели, для городской интеллигенции, снисканию расположения которой новый президент уделял особое внимание, для чиновников из городских служб, находящихся в контакте с вновь образованной организацией. В те дни, когда официальных встреч не планировалось, Чанхури принимал у себя дома соратников по предвыборному марафону, которые теперь казались еще более счастливыми, чем он сам.

— Как здоровье отца? — спросил господин Джави Сахаи у спустившейся ему навстречу девушки в зеленом платье. — Никак не угомонится? Опять полон дом сияющих бездельников.

Девушка тяжело вздохнула и развела руками:

— Врач сказал, что ему нужен покой — кардиограмма опять не слишком хорошая. А вы только посмотрите, что творится в гостиной!

Она провела гостя в огромный зал, убранный с причудливой роскошью, говорившей скорее о состоятельности хозяев, чем о хорошем вкусе. Сахаи с трудом сдерживал улыбку, когда видел все эти бесчисленные вазы, пестрые ковры, сияющие хрусталем тяжелые люстры, портреты на стенах, изображающие почтенных английских придворных, которых их беспутный наследник продал, очевидно, какому-то антиквару, а тот, не без выгоды, конечно, пристроил в этот все поглощающий дом.

Сам Чанхури стоял на помосте, окруженный толпой сторонников. Маленький домашний митинг был в самом разгаре. На груди триумфатора красовалась дюжина гирлянд, полученных от гостей, которые хлопали в ладоши в такт выкрикиваемым лозунгам: