Куртис Ситтенфилд - Мужчина моей мечты

Съев один яичный ролл, две ложки супа, примерно десятую часть креветок и баклажанов, а также половину фасоли, Анна чувствует, что в нее уже больше не влезет, и встает. Еда начинает вызывать отвращение. Она моет руки (рукомойник находится не в ванной, а на улице), потом возвращается к столу и принимается одну за другой вытирать и закрывать все коробочки.

— На ночь ты это в комнате не оставишь, — угрюмо произносит Эллисон.

Анна и не собиралась, но решительное настроение Эллисон провоцирует желание сделать назло.

— А я думала положить все это тебе под подушку, вдруг ночью захочется есть? — ерничает Анна. — Но если ты отказываешься, я просто выброшу.

Эллисон чуть слышно отвечает:

— Спасибо.

Стоянка для машин, залитая солнцем, блестит после дождя. Дует легкий ветер, и после невыносимой жары нескольких последних дней на улице освежающе приятно. Задержавшись у входа в главный офис мотеля, Анна вдруг думает о том, что можно было предложить оставшуюся еду женщине, записывающей прибывших, но это, очевидно, показалось бы невежливым. Она выбрасывает пакеты в зеленую железную урну и поворачивается, чтобы пойти обратно в номер, как вдруг замечает радугу. Такой огромной радуги ей никогда не доводилось видеть: идеальный яркий полукруг находится настолько близко, что, кажется, можно дотронуться. Глядя на разноцветное коромысло, Анна вспоминает присказку про охотников и фазанов, которую учила в четвертом классе. Она мчится в номер и с порога кричит:

— Эллисон, иди скорее сюда! Ты должна это увидеть.

Эллисон, все так же лежащая на кровати, недоверчиво смотрит на сестру, и Анна неожиданно для себя понимает, что сейчас даже не может вспомнить, из-за чего они ссорились.

Эллисон все-таки поднимается и выходит вслед за Анной на улицу. Они обе стоят на парковке и, задрав головы, смотрят на радугу.

— Какая красотища, правда? — восторженно восклицает Анна. — Я такой большой радуги в жизни не видела.

— Удивительно, — соглашается Эллисон.

Несколько минут они молча любуются радугой, потом Анна говорит:

— Помнишь, когда мы были маленькими, считалось, что, если одновременно идет дождь и на небе появляется радуга, это значит, что дьявол играет свадьбу?

Эллисон кивает.

— Как ты думаешь, сколько до нее? — спрашивает Анна.

— Может, полмили. Трудно сказать. — Они опять замолкают, но потом Эллисон задумчиво произносит: — Я не думаю, что Сэм сделал что-то дурное. Просто вся эта история такая мерзкая. Это слишком унизительно.

— Все будет нормально.

— Хотелось бы верить.

— Я правда считаю, что все будет хорошо. Сэм — приличный человек. Я уверена, что он и с работой отлично справляется. Может быть, вы, ребята, и не идеальные люди, но пара прекрасная, это уж точно. Он бы не подставил под удар ваш брак, потому что очень любит тебя. Если честно, то я затеяла этот переезд, потому что хочу, чтобы у меня в жизни было то, что есть у вас. — Анна смотрит на сестру. Профиль Эллисон освещен вечерним солнцем, брови нахмурены, а губы плотно сжаты. — Я не хочу сказать, что это несерьезное дело, — продолжает Анна. — Однако мне кажется, что в жизни очень много мерзкого и унизительного. Нужно просто продолжать жить — вот что главное. Разве не это мы поняли, живя с отцом? То, что можешь, исправь, а остальное исправит время.

Помолчав, Эллисон спрашивает:

— И где ты набралась такой мудрости?

— Я не такая глупая, как ты думаешь. Кстати, я давно хожу на прием к психоаналитику. Она знает все про мою жизнь и понимает, почему я переезжаю в Чикаго. И она не возражает.

— Анна, я тоже бегала за парнями, когда была не замужем. Все это делают.

— Правда?

— Конечно. И очень хорошо, что ты ходишь к психоаналитику. Я сама несколько раз хотела тебе это предложить. — Эллисон умолкает и после паузы говорит: — Ну так что, пойдем искать горшок с золотом на конце радуги?

— Знаю, знаю, — оживляется Анна. — У меня тоже в голове крутится «Somewhere Over the Rainbow».

Эллисон улыбается и признается:

— У меня от этой песни всегда слезы на глаза наворачиваются.

«Дорогая доктор Льюин.

Я очень долго собиралась Вам написать, но откладывала, потому что, во-первых, была очень занята, а во-вторых, потому что (хотя и глупо звучит, но это действительно так) хотела дождаться того момента, когда смогу сказать, что действительно полюбила кого-то. Трудно поверить, что прошло уже почти два года с тех пор, как я уехала из Бостона, и сегодня днем (в воскресенье) я решила, что должна все-таки написать Вам письмо, пока Вы еще не совсем обо мне забыли или пока мне самой желание связаться с Вами не стало казаться сентиментальным и бессмысленным.

Теперь я живу в Нью-Мексико в Альбукерке и работаю в школе для детей, страдающих аутизмом. Школа совместная, но в моем классе учатся только мальчики. Наверное, вы знаете, что аутизмом чаще болеют мальчики, чем девочки. Возраст мальчиков — от двенадцати до пятнадцати лет. Большинство из них невысокие и кажутся младше своего возраста, но один, его зовут Педро, выше меня и, наверное, фунтов на сорок тяжелее. Время от времени он проказничает и называет меня по имени, надеясь, что я не замечаю этого. Если мы с ним вместе рисуем (особенно он любит рисовать гитары), он иногда спрашивает: «Вам нравятся мои рисунки, Анна?», а я его поправляю: «Не Анна, Педро, а мисс Гавенер». Он на несколько секунд затихает, а потом говорит: «Не Педро, мисс Гавенер, а мистер Гутиеррес». Педро самый общительный. Многие из них почти не разговаривают, но склонны к агрессии и припадкам гнева. Есть среди воспитанников один особенно неспокойный мальчик, Джейсон; у него карманы всегда битком набиты разной дребеденью: поломанными колпачками ручек, конфетными обертками, резиночками. А еще он носит с собой несколько пар ножниц и щетку для кошачьей шерсти (серую пластмассовую щетку с металлическими зубчиками). Случается такое, что Джейсон спокойно обедает, но, уронив на пол виноградину, тут же впадает в истерику. Или, бывает, я стараюсь разговорить его, задавая разные вопросы, а он (однажды это случилось, когда я спросила его: «Твое имя начинается на букву «Д»?») делает ужасно обиженное лицо, закипает от возбуждения и начинает плеваться. Но есть еще один мальчик, его зовут Микки, и более веселого существа мне встречать не доводилось. Раз в час я вожу его в туалет. Недавно он перестал носить подгузники, и, если я случайно оговорюсь и скажу вместо «трусики» «подгузники», он сразу же меня поправляет. Когда Микки садится на унитаз (он даже писает сидя), он начинает так радостно и с таким любопытством осматриваться вокруг, что, глядя на него, в голову приходит сравнение с бизнесменом, который наконец-то вырвался на отдых на Багамы, залег в шезлонг у бассейна и потягивает из бокала дорогой напиток. У Микки кучерявые волосы, в любое время года он ходит в тренировочных костюмах, либо красных, либо синих. На прошлой неделе, сидя в туалете со спущенными на лодыжки красными штанами, он обратил внимание на металлическую полочку (самая обычная рейка), на которой хранится туалетная бумага.