Автор неизвестен - Тайные страсти

— Моя дочь Алехандра исчезла, ты меня бросил, моя жизнь кончена!

— Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь. Обратись в полицию или сиди дома в ожидании известий от дочери. В отношении нас с тобой я тебе уже все сказал. — Себастьян старался говорить как можно более безучастно и коротко, боясь, что при малейшем проявлении слабости с его стороны Дельфина сумеет вырвать у него какое-нибудь неосторожное обещание.

— Не говори так, — буквально простонала она, вцепившись в рукав его пиджака, — я не отпущу тебя, пока ты не скажешь, что все это неправда, что ты спал со мной потому, что любил меня и что…

— Прекрати! На нас же смотрят! Ты ведешь себя как безумная…

— А я действительно без ума от тебя, Себастьян Медина. Это ты пробудил во мне женщину, ты научил меня любить и чувствовать себя любимой. Ты, ты, и только ты!

— Хватит, Дельфина, в конце концов у тебя пропала дочь, а это гораздо важнее. Ты должна вернуться к мужу и заняться ее поисками. А меня ждут мои пациенты.

— Только не надо о пациентах, — вдруг злобно огрызнулась Дельфина. — Ты же давно не оперируешь. Скажи лучше, что у тебя появилась другая женщина! Кто она, Себастьян? За что ты ее любишь — она моложе и красивее меня, так?

— Выбрось эти мысли из головы, — грубо отвечал он, — возвращайся к мужу и занимайся своей дочерью, а мне предоставь возможность наладить собственную жизнь. Пойдем, я посажу тебя в такси.

— Думаю, что в этом нет необходимости, — вдруг раздался рядом невозмутимый голос Монкады, — сеньора может поехать домой и в моей машине.

Как только Мария Алехандра переоделась, высушила волосы и спустилась вниз, ее тут же окликнула сеньора Дебора:

— В гостиной вас ожидает какая-то монахиня.

— Сестра Эулалия? — недоверчиво уточнила Мария Алехандра.

— Да, кажется, ее зовут именно так. Она очень милая женщина и, пока дожидалась вас, все мне рассказала. — В голосе сеньоры Деборы слышалось плохо скрываемое торжество. Наконец-то она все знала об этой скромнице, которая сумела прельстить ее сына!

— Простите, но что именно она вам рассказала? — вежливо поинтересовалась Мария Алехандра.

— Все… точнее, всю твою жизнь. Но вот, кстати, и она сама. Мы поговорим с вами, сеньорита, когда вы вернетесь.

Действительно, Эулалии надоело сидеть в гостиной, просматривая женские романы — любимое чтиво сеньоры Деборы, и она пошла разыскивать Марию Алехандру, ориентируясь на звук голосов, доносившихся из соседней комнаты. При виде ее Мария Алехандра сразу поняла, что случилось нечто важное, тем более что монахиня красноречиво намекнула ей на необходимость остаться вдвоем, заговорщически кивнув на сеньору Дебору.

— Нам нужно куда-нибудь ехать? — упавшим голосом спросила Мария Алехандра.

— Да, дочка. В сиротском приюте неприятности. Помнишь Карлитоса, ну того симпатичного малыша… короче, ты понимаешь, о ком я говорю. Тебе придется поехать со мной, потому что без тебя мне не обойтись.

Мария Алехандра понятия не имела ни о каком Карлитосе, но, зная бурную фантазию своей давней подруги, послушно кивнула.

— Не беспокойтесь, сестра Эулалия, — с понимающим видом сказала сеньора Дебора, — я тоже помогаю благотворительным организациям: перевожу деньги на их счета или посылаю кое-какую одежду. Поезжайте, поезжайте, Мария Алехандра, и как же я сама раньше не догадалась!

— Идем, такси уже ждет, — поторапливала сестра Эулалия, и Марии Алехандре, недоумевающей по поводу того, о чем же все-таки не «догадывалась раньше» сеньора Дебора, не оставалось ничего другого, как последовать вслед за энергичной монахиней.

— Что ты там ей наговорила? И куда ты меня тащишь? — спросила Мария Алехандра, едва они вышли из дома и поспешно пошли к дороге.

— Я все тебе объясню, когда мы сядем в машину. О Боже, теперь мне придется просить об отпущении грехов у Фортунато за всю свою ложь! Да, самое главное… только не волнуйся, но твоя дочь куда-то пропала. Ну что ты остановилась, словно громом пораженная небесным? Видимо, ее так притеснял любезный папаша, что она решила уйти из дома. Ну и тип же, я тебе скажу, этот сеньор Эстевес! Вообрази себе, он явился прямо в церковь и заявил нам с Фортунато, что ты похитила свою дочь! Более того, он решил, что и я замешана в этом похищении, и стал требовать от меня вернуть Алехандру… Вот была потеха, жаль, что ты не видела при этом лица Фортунато!

Мария Алехандра смогла наконец перевести дух и поразмышлять над услышанным. Она прежде всего подумала о том же, о чем несколько часов назад думал и сенатор Эстевес. Если Самуэль, узнав о пропаже дочери, тут же решил, что это подстроила Мария Алехандра, явившись потом его шантажировать, чтобы замести следы, то и Мария Алехандра, в свою очередь, решила, что исчезновение ее дочери дело рук сенатора Эстевеса, который, чтобы отвести от себя всякие подозрения, устроил эту комедию с Эулалией и Фортунато. Да, как непримиримые соперники они друг друга стоили, приписывая друг другу самые худшие намерения и подозревая в чем угодно!

— Я сказала сеньоре Деборе, что ты много лет была послушницей, а затем отказалась от пострижения, — пытаясь вывести ее из задумчивости, — произнесла Эулалия, когда они уже ехали к дому Эстевеса.

— Только этого мне не хватало! — возмутилась Мария Алехандра.

— А как иначе можно оправдать твое долгое отсутствие в миру? Да и вообще, разве плохо быть послушницей?

— Не знаю, — невольно усмехнулась Мария Алехандра, — я — и вдруг послушница, подумать только!

— Хочешь я пойду с тобой к сенатору Эстевесу?

Мария Алехандра с сосредоточенным видом покачала головой:

— Не надо, Эулалия, на этот раз я должна сделать все сама. Или я научусь жить в этой тюрьме без решеток, или мне действительно только и останется, что податься в послушницы.

Бенита тщетно пыталась ее остановить, уверяя, что «сенатор очень занят и никого не принимает». Грозная, с горящими глазами, Мария Алехандра ворвалась в кабинет Эстевеса и закричала, едва завидев сенатора:

— Где моя дочь, Самуэль, что ты с ней сделал?

— Я думал, это ты похитила ее! — медленно произнес он, выходя из-за стола.

Они взглянули друг другу прямо в глаза и поняли, что их взаимные подозрения были напрасными. Мария Алехандра почувствовала внезапную слабость и опустилась в кресло. Сенатор остановился напротив нее, внимательно всматриваясь в ее побледневшее лицо.

— Зачем бы я это стала делать? — устало произнесла она. — Мой единственный грех состоит в том, что я произвела эту девочку на свет и любила ее, как могла.

— А я в чем виноват? — в тон ей отозвался Эстевес. — В том, что полюбил ее, как родную дочь, и оберегал, как самое драгоценное сокровище? Ты хоть можешь понять, как мне сейчас страшно? Она не ночевала дома, ты здесь ни при чем… Значит, ее похитили… Я не верю, что она ушла сама, потому что Алехандра слишком нас любит.