Эмилия Прыткина - Записки успешного манагера

Ну и хрен с тобой!

А я никогда и не читал, потому что ты ерунду пишешь всякую, — сказал третий.

А если ты не читал, то откуда знаешь, что я пишу ерунду?

А по твоей морде на юзерпике видно, — продолжал хамить он.

Ну и иди в жопу.

Но пришли и добрые слова:

Не бросайте нас, пожалуйста! Ваши рассказы очень поднимают настроение.

Еще несколько человек поддакнули:

Точно, мы тоже так думаем, пишите, хрен с ними, с издательствами.

Что делать — ума не приложу. Вроде и читателей терять не хочется, а с другой стороны, выпустить книгу все-таки важнее. Хорошенько подумала и написала в издательство письмо: дескать, благодарю за внимание, но не могу прекратить публиковать свои рассказы в ЖЖ, поскольку у меня масса читателей, которые мне очень дороги. Отправила письмо и через несколько минут поняла, что язык мой — враг мой и надобно вырвать его с корнем, а еще отбить мне пальцы, чтобы впредь неповадно было такое писать. Издатель ответил, что с пониманием относится к моей ситуации и предлагает мне написать книгу на какую-нибудь другую тему, а рассказы и дальше размещать в ЖЖ.

Вот только условия у нас изменились. Сможете сдать книгу к середине месяца?

Ни фига себе, это же через двадцать дней! За двадцать дней я успею только название придумать и с мыслями собраться.

Решила поинтересоваться, что за книга им нужна.

Интересная и продавабельная, — ответили мне.

Постараюсь, у меня еще куча работы, — написала я.

«Постараюсь» нас не устраивает. Или соглашаетесь и мы подписываем договор — или извините.

Согласилась.

Странные люди. Наверно, они думают, что я сижу в домике в деревне, зеваю от скуки и пописываю роман. Мне еще в Киев ехать сдавать сайт, со Швидко разбираться, Ольку с Наной утешать и перед Аббасом отчитываться, а им срочно понадобилась моя книга. За двадцать дней вынь да положь. С другой стороны, когда еще в моей жизни появится такая возможность? Может, это мой первый и последний шанс реализоваться как писателю? Может, мои книги будут раскупаться на ура?

Решила посоветоваться с другом Андрюшей из Киева. Написала ему письмо:

Привет, Андрюша, я разобралась в себе и хочу тебе сказать, что замуж за тебя я выйти не могу. У меня скверный характер, к тому же похоже, что я немного не в себе. По ночам я выхожу из своего тела, брожу по квартире, иногда мне слышатся голоса, и вообще я намерена посвятить свою жизнь спасению человечества. Как ты думаешь, реально ли написать нормальную книгу в объеме не менее двенадцати авторских листов за двадцать дней?

Ответ от Андрюши пришел через пять минут:

Я с первого дня нашего знакомства подозревал, что у тебя не все дома, но мне это даже нравится. Не переживай, мой прапрапрадед по материнской линии был шизофреником, говорят, что я на него очень похож, так что думаю, мы с тобой поладим. Нормальные книги за двадцать дней не пишутся, если ты, конечно, не собираешься писать, как Донцова или Хелен Филдинг. Приезжай, подадим заявление в загс и будем вместе спасать человечество!

Да уж, надо было честно признаться, что на самом деле я просто влюблена в гада Швидко и, кроме него, никого не вижу.

На часах без пятнадцати двенадцать. Скоро придет директор «Власты» за открытками, а Мимозиной все еще нет. Позвонила ей на мобильный — не отвечает, позвонила домой. Трубку взял Леша и сказал, что Лена спит. Попросила его растолкать ее и позвать к телефону. Леша расталкивал Мимозину минут пять, она мычала, урчала и материла всех на чем свет стоит, но трубку все же взяла.

— Через пятнадцать минут придут за открытками, а тебя все нет, — заметила я.

— А-а-а, я забыла. Ну, теперь уже без толку ехать, все равно не успею. Сдавайте без меня, — зевнула Мимозина.

— Ленка, пожалуйста, приезжай, ты же знаешь, что я никогда не смогу что-то втюхать клиенту так, как это умеешь ты, приезжай, — взмолилась я.

— Зря я, что ли, тебя учила? — фыркнула Мимозина и положила трубку.

Ноги мои подкосились, побежала к Мишкину и попросила помочь пообщаться с клиентом. Мишкин сказал, что он мне не помощник, потому что директор «Власты» его на дух не переносит, после того как он в прошлом году написал на листовке «Приглашаем героев туда », вместо «Приглашаем героев труда».

— В этой чертовой студии хоть что-то делается нормально? — взвизгнула я.

— Не-а, не помню такого, — ответил Мишкин.

В офис вошел директор «Власты». Я вспомнила все, чему меня так долго учила Мимозина, расправила пошире плечи, сложила губки бантиком и попыталась придать взгляду томное выражение, решив, что в данной ситуации клиента надо брать обаянием. Широко улыбнувшись, я промурлыкала:

— Здравствуйте, проходите, пожалуйста, кофе-чай?

— Мимозину, и поживее! — рявкнул директор.

— Ой, вы знаете, она заболела и попросила меня заменить ее, — сказала я и улыбнулась во все тридцать два зуба.

— Это плохо, давайте открытки, — рубанул он.

— А может, все-таки кофейку? — я присела на диван и поправила волосы так, как это делала Мимозина.

Директор подозрительно посмотрел на меня и спросил:

— Запортачили, да? Что-то не так? Зубы заговариваете?

— Нет, что вы, сейчас покажу открыточки, — ответила я, чувствуя, что еще пара минут, и я окончательно растеряюсь, и придется со всех ног бежать в туалет с рулоном туалетной бумаги.

Принесла несколько открыток, разложила их на столе веером, набрала в легкие побольше воздуха и нежным голосом прошептала:

— В этом году мы решили сделать вам сюрприз. Это не просто открытки. С одной стороны, они смотрятся, как обычные, но стоит только взять их в руки, как мы видим, что это ручная работа. Буква Ю в слове «Поздравляю» написана красной тушью, этой же тушью нарисованы узоры. Узор ни разу не повторяется. Представьте себе: три тысячи экземпляров — и все разные. Таким образом, у того, кто получает открытку, создается иллюзия, что она делалась специально для него.

Идем дальше. Почему выделена именно Ю, спросите вы? Потому что Ю, согласно фоносемантическому анализу, проведенному нашим отделом маркетинга, ассоциируется у человека с чем-то личным, приватным. К тому же в английском языке you означает «ты». Таким образом, у человека снова возникает впечатление, что открытка адресована именно ему и никому больше. Добавьте сюда уникальные узоры, о которых мы говорили выше, и мы получаем единственную в своем роде, самобытную вещь. Кстати, мы намерены выставить ее на фестиваль рекламы в следующем году как одну из наиболее ярких работ студии, — закончила я речь фразой, которая обычно говорится в таких случаях.

Директор «Власты» подозрительно посмотрел на меня и стал вертеть в руках открытку. Мимо прошла Ромашкина.