Кейт Холмс - Аметист и золото

Он был прав, предостерегая ее от увлечения розовыми грезами о счастливом будущем. Лучше не обольщаться чудесами волшебной страны, тогда легче переносить суровую реальность.

Мелисанда нахмурилась, вспомнив, как мрачно звучит это предостережение в строках из «Макбета», где говорится о тщетности надежд и неизбежности смерти. Конечно, наивно и смешно соизмерять трагедию Шекспира и банально печальную историю ее собственной неудачной любви. Но почему же стук ее каблучков по тротуару укладывается в ритмику гениальных стихов? И отчего он постоянно напоминает ей о тягостном однообразии ее дней, заполненных опостылевшими занятиями, и о невыносимой похожести долгих и одиноких ночей?

Мелисанда попыталась улыбнуться. Теперь все это позади, книга написана, и ей станет легче бороться со связанными с ней воспоминаниями. Но сможет ли она навсегда избавиться от них? Ведь вряд ли ей удастся снова полюбить кого-то столь же страстно, как она любила Алекса Роубсона.

Внутренний голос не преминул ей тотчас же напомнить, что и он ее любил, только не смог победить засевший в нем страх вновь стать жертвой обмана и окончательно разочароваться в женщинах. Отголосок старой боли побудил его сделать первый шаг и с необычайной жестокостью отвергнуть любовь, в которую он не мог поверить.

«Слабое утешение», — с горечью подумала Мелисанда. Как бы ни относился он к ней, его поступку трудно найти оправдание.

Прогулка и свежий воздух слегка развеяли мрачные мысли, и к тому моменту, когда Мелисанда вошла в свой подъезд, ее бледные щеки порозовели, а поступь стала легкой и бодрой.

Она отметила, что консьержа нет на его обычном месте, но не придала этому значения, решив, что его позвал кто-то из жильцов по какому-то бытовому вопросу. Первый взнос за свою квартиру она внесла целиком, как только получила гонорар за книгу «Голод». Теперь и у нее было надежное пристанище, в котором можно расслабиться и отдохнуть, отгородившись от назойливого внешнего мира. Она обставила свое жилище мебелью, купленной на распродажах, украсила безделушками, приобретенными в лавках старьевщиков, а стены обклеила светло-желтыми и зелеными обоями. В ее комнатах было светло даже в самые пасмурные зимние дни, и она всегда возвращалась с работы домой с приятным предчувствием отдыха в уютной обстановке.

Вот и теперь, поднимаясь в лифте, она представляла себе, как сварит ароматный кофе и удобно устроится на диване с новым детективом, купленным накануне. И никакой работы, никаких воспоминаний!

Выйдя из лифта, Мелисанда заметила, что мужчина, сидевший в конце коридора и, видимо, поджидавший кого-то из ее соседей, встал при ее появлении. Приглядевшись, она похолодела: даже спустя несколько месяцев ей не потребовалось много времени, чтобы узнать Алекса Роубсона.

Он шел по коридору своей уверенной походкой, а Мелисанда словно приросла к полу, не зная, как ей поступить: то ли стремглав убежать, то ли броситься ему навстречу и повиснуть у него на шее.

Чем ближе он подходил к ней, тем лихорадочнее она пыталась сообразить, как ей себя вести. Захлопнуть ли дверь квартиры у него перед носом или же вежливо, но бесстрастно пригласить зайти? Что он ей скажет? Что скажет ему она? Почему он здесь, в конце концов! Зачем он пришел?

Алекс подошел к ней совсем близко, бежать было поздно. Он похудел, осунулся, взгляд запавших глаз стал еще мрачнее, а в одежде не ощущалось прежнего лоска. «Очевидно, он тоже страдал все эти месяцы после нашего разрыва», — подумала Мелисанда и внезапно поняла, что, несмотря ни на что, все еще его любит.

Он судорожно проглотил подступивший к горлу ком и срывающимся голосом произнес:

— Здравствуй, Мелисанда!

— Здравствуй, Алекс! — тихо сказала она.

Они замолчали, но окружающее пространство моментально наэлектризовалось от бессловесного обмена мыслями и чувствами.

Первой тишину нарушила Мелисанда:

— Я собиралась сварить кофе. Могу тебя угостить. — Она спокойно отперла ключом дверь и распахнула ее перед Алексом.

Он расправил плечи и, как ей показалось, облегченно вздохнул.

— Спасибо, с удовольствием! — Он прошел мимо нее в прихожую.

Запирая дверь, Мелисанда отчетливо вспомнила, как когда-то запирал дверь своей квартиры Алекс, а она озиралась по сторонам, с трепетом ожидая, пока он ее обнимет.

Она отогнала неуместное видение, вспомнив, что только что, но дороге от издательства до дома, решила не пускать прошлое в свою жизнь. Стараясь контролировать каждое свое движение, она обернулась к Алексу и нарочито любезно сказала:

— Располагайся, будь как дома. Позволь мне повесить в шкаф твое пальто. Кофе скоро будет готов, конечно, не такой ароматный, каким угощают в Рио.

Пока она была вполне довольна собой; ей удавалось оставаться вежливой и невозмутимой, такой, какой она была этим утром, в кабинете мистера Сампсона, и раньше, на протяжении последних нескольких месяцев, когда находилась на людях.

Алекс передал ей пальто, висевшее у него на руке еще с тех пор, как он сел поджидать ее в коридоре; Мелисанда убрала его в стенной шкаф и молча прошла на кухню.

Оставшись одна, Мелисанда сделала успокаивающий вдох и попыталась собраться с мыслями. Но одно дело — убеждать себя, что нужно любой ценой оставаться невозмутимой, и совсем другое — осуществлять это на практике, когда чувствуешь, как пробуждаются в тебе давно забытые ощущения, которых не смогли убить ни месяцы разлуки, ни боль обиды.

Когда она вернулась в гостиную, держа в руках поднос с чашками и кофейником, Алекс, заслышав за спиной ее шаги, поставил на место книгу, взятую с полки, и обернулся.

— Позволь, я попытаюсь это куда-нибудь пристроить, — сказал он, забирая у нее поднос, и, оглядевшись по сторонам, поставил его на стопку альбомов по искусству. — Ты не возражаешь против такого кофейного столика?

— Нет, конечно! — ответила Мелисанда. — Присаживайся! — Она махнула рукой на глубокое кресло, а сама села напротив него на диванчик и, чтобы не растеряться окончательно под его пристальным взглядом, стала разливать по чашкам кофе.

— Ты по-прежнему предпочитаешь черный? — спросила она и смутилась, сообразив, что вопрос прозвучал чересчур интимно.

— Да, конечно! Спасибо! — поблагодарил Алекс.

Голос его совершенно не изменился, он остался таким же, каким звучал в ее снах. И его рука, протянутая за чашкой, выглядела как и раньше. Он по-прежнему волновал ее своими длинными, красивыми пальцами, даже не прикасаясь к ней.

Пряча глаза, Мелисанда налила себе в чашку кофе и стала тщательно размешивать сахар, надеясь выиграть время.

— У тебя чудесная квартира, Мелисанда! — нарушил молчание Алекс. — Такая же светлая, уютная и гостеприимная, как ты сама!