Кейт Холмс - Аметист и золото

Мелисанда почувствовала, что чаша ее терпения переполнена. Гостеприимная! Да кто его звал! И как он смеет вести себя так, словно бы между ними ничего не случилось! Она почувствовала, что готова закричать: «Зачем ты пришел? Как посмел так обидеть меня тогда? И почему до сих пор еще не обнял и не поцеловал, чтобы я поскорее забыла горечь нашей разлуки! Разве ты не знаешь, что я тебя люблю?»

Но вместо всего этого она тихо сказала:

— Спасибо.

Прятать глаза после этого стало неприлично. Нарочито спокойно Мелисанда подняла голову и взглянула на Алекса. В комнате повисла напряженная тишина, настолько гнетущая, что у Мелисанды по спине побежали мурашки. Возможно, ее огорчило и выражение темных глаз Алекса: они смотрели на нее неуверенно и затравленно. Он действительно сильно осунулся, вокруг глаз обозначились темные круги и глубокие морщины. Несомненно, он тоже, как и она, страдал в эти ужасные месяцы, пока они не виделись. Мелисанда не могла больше молчать.

— Ах, Алекс, что ты с нами обоими сделал? — спросила она чуть слышно.

Он долго не отвечал, и только дрожащие ноздри говорили ей, каких усилий стоит ему внешнее спокойствие. Наконец он привстал, чтобы поставить чашку на поднос. Пальцы его дрожали, и чашка тихонько позвякивала о блюдце.

Затем Алекс резко поднялся с кресла, повернулся и стал мерить комнату нервными шагами, отчаянно взъерошивая свои густые черные волосы рукой. Таким Мелисанда видела его впервые. И наблюдая за его странным поведением, она вдруг подумала, что вся эта история может обрести счастливое завершение. Но она тотчас же прогнала эту мысль прочь: довольно с нее мучительных разочарований! Она устала и не хочет больше страдать.

Но коварный внутренний голос язвительно шепнул ей: «Он ведь тоже только человек! И не может страдать бесконечно».

Алекс вдруг замер на месте, как раз напротив нее, уставился в нее диким взглядом темных запавших глаз и, раздувая ноздри, закричал:

— А как ты можешь так себя вести? Как ты смогла, Мелисанда, пригласить меня на чашечку кофе и задавать такие вопросы после того, как я так жестоко обошелся с тобой?

Он грубо схватил ее за плечи и поднял с дивана. Она была вынуждена вцепиться в него, чтобы устоять на ногах. И в результате ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от его искаженного лица. Она почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце от внезапно нахлынувшей радости: он любит ее! Он любит ее столь же страстно, как и она его! В этом не могло быть сомнений.

Она коснулась ладонью его щеки в знак прощения:

— Я смею, Алекс Роубсон, потому что люблю тебя.

Он отшатнулся, не выпуская ее из рук, встряхнул и закричал:

— Но как ты можешь? После всего, что я сделал? Ты что, ненормальная?

Мелисанда расхохоталась, причем от всей души, что с ней случилось впервые за многие месяцы.

— Выходит, я сумасшедшая! Но я все равно люблю тебя.

— Что? — Алекс явно растерялся.

— Я люблю тебя, Алекс Роубсон! — Она сжала его лицо ладонями и потянула к себе. — И, честно говоря, я, наверное, чуточку свихнулась. Но ведь это не страшно, правда? Теперь это уже не важно! Все страшное уже позади!

Алекс тупо уставился на нее, дико вращая глазами, потом издал то ли рык, то ли стон и стиснул ее в объятиях. Поцелуй их был долгим и настолько горячим, что вытеснил из их сердец всю накопившуюся в них боль. Они рухнули на диван, смеясь и плача от счастья. Мелисанда уткнулась мокрым от слез лицом ему в грудь. Алекс нежно обнял ее за плечи и, поглаживая по спине, с дрожью в голосе произнес:

— О Боже! Мелисанда, любимая! Я так тосковал по тебе, но боялся, что… Я не смел надеяться, что ты простишь меня, но я должен был сюда прийти. Должен!

— И мне казалось, что я не желаю тебя видеть. Никогда! — призналась Мелисанда. — Но когда ты шел ко мне по коридору… Я вдруг подумала, что… Я сама не знаю, что я тогда подумала. Но это не важно! Верно?

Алекс не ответил, но она почувствовала, что он напрягся.

— В чем дело, Алекс? — с тревогой спросила она, подняв голову и взглянув ему в глаза.

Он отстранился и, стиснув зубы, отвел взгляд.

— Мелисанда! — наконец промолвил он. — Я должен тебе это сказать, пока меня не покинуло мужество. С тех пор как я оттолкнул тебя с такой непростительной жестокостью, я проклинаю себя за малодушие. Вот уже месяц как я в Нью-Йорке. И каждый день я приходил к этому дому, чтобы поговорить с тобой. Но всякий раз мне не хватало мужества, чтобы довести задуманное до конца. Я трусливо уходил, потому что страшно боялся, что ты не захочешь со мной разговаривать. Я и на этот раз хотел убежать, — добавил он, запустив в волосы пальцы. — Испугался, как только увидел тебя на лестничной площадке… — Он судорожно втянул ртом воздух.

Мелисанда не стала его утешать. «Пусть выговорится, — подумала она, — нам обоим сейчас нужна правда».

— В тот вечер… — Алекс осекся, тяжело вздохнул и продолжил: — В ту ночь, когда я уехал от тебя, я ни о чем не мог думать, кроме как о том, что между нами было. Перед моими глазами стояло твое счастливое, улыбающееся лицо, я ощущал запах твоих духов. Мне так тебя недоставало, что я корчился от желания вновь обладать тобой. — Он сжал ее руку. — Не знаю, когда именно я влюбился в тебя. Но похоже, что с первой нашей встречи. Ты всегда держалась с достоинством, но в твоем взгляде угадывалась нежность. Ты обворожила всех моих знакомых своими манерами. Мне нравилось наблюдать, как ты разговариваешь с людьми, как они реагируют на тебя. Мне импонировало твое серьезное отношение к работе…

Мелисанда продолжала молчать, но чувствовала, как ее охватывает ликование. Значит, она была права, предполагая, что Алекс с самого начала заинтересовался ею. Мысль о том, что она ему не безразлична, утешала ее на протяжении всей их горькой разлуки. Ей важно было узнать наверняка, что женская интуиция ее не подвела.

— Я осознал, что без ума от тебя, только в ту последнюю нашу ночь, — продолжал говорить он. — И после этого лишился рассудка. Ты мерещилась мне повсюду, твой образ постоянно стоял у меня перед глазами. Я не мог работать, не мог уснуть.

Алекс замолчал и облизнул пересохшие губы.

— Знаешь, я ведь начал работать с драгоценными камнями еще в детстве, — вдруг нерешительно сказал он, чем поверг Мелисанду в недоумение. Она нахмурилась, не понимая, к чему он клонит, но Алекс продолжал, не заметив настороженности в ее взгляде: — Мой отец настоял, чтобы я овладел всеми тонкостями этого искусства. Он говорил, что это поможет мне лучше понять ювелирный бизнес. Никто и не ожидал, что у меня проявится талант к этой работе. Я всерьез увлекся ею и, случалось, не мог уснуть, когда у меня что-то не получалось. Потом я стал делать эскизы новых изделий… Но ведь тебе все это известно, верно?