Ной Гордон - Доктор Коул

Время от времени она останавливалась, нагибалась и поднимала камень, но всегда оказывалось, что он не той формы.

Спустя десять минут она уже была в четверти километра от дома. Она нашла лишь один камень, который отдаленно напоминал сердце, но с одной стороны он был неправильной формы.

Она решила, что проиграет спор. Она хотела найти сердечный камень и не хотела, чтобы Дэвид решил, что она намеренно проиграла.

Спустя двадцать пять минут она вернулась в дом.

— Я нашла, — сказала она, протягивая ему камень.

Он взглянул на него и ухмыльнулся.

— Этому сердцу не хватает… Как называется верхнее отделение?

— Предсердие.

— Да, у этого сердца нет правого предсердия.

Он отнес его к двери и выбросил на улицу.

Р. Дж. сказала себе, что то, что случится далее, будет важно. Если он захочет продемонстрировать характер, будет лапать и лезть в рот языком, то она моментально потеряет к нему интерес.

Но он склонился над ней и едва коснулся губами ее рта. Поцелуй получился нежным и очень приятным.

Ох!

Он угостил ее простым, но вкусным ужином. Отличный салат из овощей с грядки, за исключением помидоров, которые он купил в магазине, потому что свои еще не созрели. Также он приготовил вкуснейшие куриные крылышки, гарнированные спаржей, собранной и отваренной перед ужином. Он выращивал собственный вид спаржи, происхождение которого, как он заявил, является большим секретом. Кроме того, он испек отличные чесночные булочки.

— Эй, а ты отличный повар!

— Я люблю стряпать.

На десерт было ванильное мороженое домашнего приготовления, черничный пирог, испеченный Дэвидом утром. Она поймала себя на том, что рассказывает ему о смешении религий в истории своего рода.

— Есть Коулы-протестанты и Регенсберги-квакеры, а также Коулы-евреи и Регенсберги-евреи. Еще у нас в семье есть атеисты. А моя кузина Марселла Регенсберг — францисканская монахиня в монастыре в Виргинии. У нас всего есть понемножку.

За второй чашкой кофе она узнала кое-что интересное. Оказалось, что «дипломную работу», о которой Дэвид сообщил без подробностей, он защищал в Еврейской теологической семинарии Америки в Нью-Йорке.

— И кто же ты?

— Раввин. По крайней мере, эту должность я когда-то занимал. Я совсем немного проработал.

— Почему ты ушел? У тебя был приход?

— Я просто… — Он снова пожал плечами. — Меня переполняли сомнения и неуверенность в Боге. Я начал сомневаться, никак не мог понять, существует Бог или нет. Я решил, что пастве нужен такой раввин, который уверен в том, чем он занимается, а не я.

— И что ты чувствуешь сейчас? Ты принял решение?

На нее взглянул Авраам Линкольн. Как могут эти голубые глаза быть такими печальными, хранить столько затаенной боли? Он задумчиво покачал головой.

— Присяжные все еще заседают.

Он не очень распространялся на эту тему. Лишь несколько недель спустя она узнала подробности. Когда он закончил семинарию, то сразу пошел служить в армию. Три месяца провел в школе офицеров, потом в звании младшего лейтенанта был направлен во Вьетнам в качестве капеллана. Это было довольно безопасно. Он работал в большой больнице в Сайгоне — поддерживал морально искалеченных и умирающих, по вечерам составлял письма для их семей. Он впитал их страх и ярость задолго до того, как сам получил ранения.

Однажды он ехал в кузове грузовика с двумя католическими капелланами, майором Джозефом Фэллоном и лейтенантом Бернардом Тауэрсом. Их накрыло ракетным обстрелом. Одна из ракет попала точно в переднюю часть грузовика. В задней части повреждения были частичными. Баки Тауэрс, сидевший слева, погиб. Джо Фэллон, примостившийся посередине, потерял правую ногу до колена. Дэвида ранило в левую ногу. Он перенес три операции и прошел через длительный период восстановления. Теперь его левая нога была короче правой, но хромота не бросалась в глаза. Р. Дж. ничего не заметила бы, если бы он не сказал.

Он вернулся в Нью-Йорк после демобилизации и прочел одну проповедь, желая получить работу в Доме Мира, в храме Бет Шалом на Лонг-Айленде. Он говорил о сохранении мира в сложных реалиях современности. Прочитав половину проповеди, он поднял взгляд и увидел большую позолоченную пластину с выгравированными на ней словами из первого принципа веры Моше бен Маймона: «Я верю полной верой, что Творец, чье имя благословенно, творит и правит всеми творениями, и только Он один создавал, создает и будет создавать все сущее».

Дэвид замер от ужаса, осознав, что не может до конца согласиться с этими словами, и с трудом дочитал проповедь до конца.

Он пошел работать в контору «Левер Бразерс» стажером, раввин-агностик, чьи сомнения не позволяли ему стать для кого-либо духовным отцом.

— Ты все еще можешь вступать в брак?

У него была приятная, немного вымученная улыбка.

— Думаю, да. Если раввин…

— Было бы забавно увидеть две такие вывески: вверху «Женатый Маркус», а под ней «Медок, я тебя обожаю».

Р. Дж. не сразу влюбилась в Дэвида Маркуса. Все началось с восхищения его красивым лицом, длинными сильными пальцами, бархатным голосом и мягким выражением глаз. К собственному удивлению, Р. Дж. обнаружила, что восхищение перерастает во что-то большее. Они не ринулись тут же в объятия друг друга. Все-таки зрелость и осторожность брали свое. Одним дождливым днем в субботу в его доме, когда дочь Маркуса поехала с друзьями в Нортгемптон, в кино, они поцеловались, как давние любовники.

Он пожаловался ей, что у него возникли трудности при описании женского тела в романе.

— Художники и фотографы просто приглашают моделей. Здравое решение.

Да, действительно здравое.

— Ты будешь позировать для меня?

Она покачала головой.

— Нет. Тебе придется описывать по памяти.

Они принялись раздевать друг друга.

— Ты девственница, — сказал он.

Она не решилась напомнить ему, что разведена и что ей сорок два года.

— Я никогда прежде не видел женщины. Мы оба совершенно непорочны, словно чистые страницы.

Внезапно они стали такими. Неспешно исследовали друг друга. Р. Дж. заметила, что дышит тяжелее. Дэвид двигался медленно и осторожно, сдерживая пыл, делая его слаще, обращаясь с ней как с хрупким материалом, без слов давая понять, что важно. Они очень быстро потеряли голову.

Когда все закончилось, они без сил повалились на постель, все еще обнявшись и пребывая в некоем оцепенении. Повернув голову, Р. Дж. встретилась взглядом с Агуной, которая сидела на стуле и внимательно смотрела на них. Казалось, кошка поняла, что здесь произошло.

— Дэвид, если это испытание, то я провалила его. Забери ее отсюда.

Он рассмеялся.