Лидия Лукьяненко - Все для тебя

…Марина проснулась поздно. За мутным вагонным стеклом был уже день. После пробуждения в поезде она всегда ощущала себя несвежей и неприбранной. Нужно было встать и умыться тепловатой, сомнительного качества водой в туалете. Но вставать не хотелось. И она, нащупав упаковку с влажными салфетками, достала одну и протерла лицо. Соседи за ночь сменились. Теперь вместо супружеской пары из Белоруссии внизу возилась неприятно толстая, словно оплывшая жиром женщина с жиденькими русыми волосами, собранными на затылке. Она одна занимала собой все купе, так что даже спуститься вниз было некуда. На нижней полке гортанно гукал годовалый ребенок, а под Марининой полкой находилась еще одна женщина, присутствие которой она определила лишь по голосу. Судя по разговору, одна из женщин приходилась другой матерью. Они все утро переругивались, решая, чем кормить девочку Настю. Потом кормили ее, высаживали на горшок и меняли подгузник. Все это Марина бесстрастно наблюдала, лежа на верхней полке, и немного удивилась, увидев другую женщину, которая оказалась мамой толстухи. Это была еще моложавая, стройная и красивая женщина лет сорока с небольшим. Ее дочку вполне можно было принять за старшую подругу. Грузная фигура, серое лицо, невыразительные глаза за линзами очков. «За что ее так обидела природа?» — подумала Марина. Но толстуха, судя по всему, вовсе не чувствовала себя обделенной. Она громко давала распоряжения матери, ловко управлялась с ребенком и вслух рассуждала о том, что должен сделать ее муж в ближайшее время.

Марина окончательно проснулась, сползла вниз и, вяло поздоровавшись, отправилась в туалет. Но там оказалась очередь, и минут десять ей пришлось простоять у окна в коридоре, размышляя о несправедливости жизни. Вот, даже у такой толстой и некрасивой есть муж, ребенок. Правду говорят: не родись красивой. Валера ушел к Инке. Всего год назад. А как ухаживал! Цветы, рестораны, поездки на море. Вика говорит: на квартиру польстился! Ничего он не польстился. Он ее тогда любил… А потом — разлюбил. Ушел к Инке, ее подружке. Марина сама их познакомила. Распространенный случай. Но ей-то от этого не легче. Для нее это только ее случай.

Она плескала в лицо противно тепловатой водой из умывальника, пока не прошел приступ жалости к себе, как она его называла.

Мама говорит, Валера ушел потому, что детей у них не было. Но он никогда и не просил ее о ребенке. Более того, он сам уговорил ее сделать аборт. Давно, еще до женитьбы. Маме она тогда ничего не сказала, а бабушку обманула.

У нее была потрясающая бабушка! С ней можно было говорить о чем угодно, она не хваталась за сердце, как мама, и не начинала читать морали, как папа. Вообще, пока бабушка Валя была жива, все шло по-другому. Можно сказать, что и Валеру она получила исключительно благодаря бабушкиным советам. Сначала он и внимания не обращал на Марину. Но как только она изменила стрижку, одежду и манеру поведения, сразу заинтересовался. А все это — бабушка Валя. Так что и любил он, наверное, не ее, а необыкновенное бабушкино создание.

Бабушка умерла вдруг: присела на минутку, и нет человека. Только на полгода дедушку и пережила. Она была прекрасным человеком, необыкновенной женщиной. Мама с папой после ее смерти, как брошенные дети, слонялись неприкаянно по квартире. Они привыкли во всем и всегда полагаться на бабушку Валю и теперь еще с трудом понимают, что ее уже нет. В чем-то ее родители так и остались детьми. А она иногда чувствует себя такой старой. Надоело все до чертиков! Словно все уже с ней было, в другой жизни. Валера ничего не объяснил, ни в чем не упрекнул. Сказал, что полюбил другую. Может, это и есть объяснение? С Инкой они сразу же, как по команде, прекратили всякие отношения. Да и с Валерой после развода она больше не виделась. Мама переживала, папа молчал, бабушки уже не было, чтобы поддержать и утешить любимую внучку. Марина пыталась представить, что бы такого одобряющего могла сказать ей бабушка, но так ничего и не придумала, бабушка всегда мыслила нестандартно. Возможно, она бы заметила, как раньше: «Куража маловато! Для мужчины в женщине важен кураж! Не красота, не ум, а живость, яркость, темперамент! Кураж!»

Да, в ней сейчас мало куража — одна тоска. Может, это и к лучшему — поезд, дорога, Питер, белые ночи.

Она снова залезла на полку. Достала пластиковую бутылку с йогуртом и, позавтракав таким образом, опять завалилась спать.

Витебский вокзал встретил ее жарой и пылью. Она с трудом выволокла объемистую сумку на перрон и достала темные очки.

— Здрасьте, теть Марина, — пробасил рядом кто-то, и, вглядевшись, она с трудом узнала Мишу.

— Здравствуй. Какой ты взрослый! — она прикоснулась губами к покрытой пушком щеке племянника.

Тот покраснел и, взвалив ее сумку себе на спину, повел к выходу.

— Куда ты? — спросила она, увидев, что Миша проходит мимо стоянки такси.

— На метро.

— Давай на такси. У меня есть деньги.

— Мама велела — на метро, — упрямо повторил мальчишка, и ей ничего другого не оставалось, как последовать за ним.

Питерское метро Марине не понравилось. Оно было грязным и неухоженным. В переполненных вагонах было душно, стоял запах потных тел. Они проехали полчаса, сделав пересадку, и оказались в каком-то отдаленном районе. Здесь были новые высокие дома, многие только строились. Еще минут двадцать они тряслись в жестком трамвае, а воздух был таким влажным и горячим, что тонкие джинсы прилипли к ногам, словно их намочили.

Родня встретила ее приветливо. Люда накрыла на стол. И Марина была приятно удивлена. Квартира брата была большой, комнаты просторные, две ванные комнаты: одна с душевой кабиной, другая — с ванной. Мебель тоже была красивой и явно дорогой. Паркетные полы блестели, на стенах — картины, в каждой комнате — богатые люстры. И сервиз на столе тоже был под стать обстановке — из тонкого фарфора, изящной формы. Марина не заметила скудости угощения — она почти всегда была на диете, но Люда сама, скорбно поджав губы, обратила ее внимание на это.

— Ты уж прости, попотчевать особенно нечем. Не те доходы стали. Сама понимаешь. — На глазах у нее появились слезы. — Как жить, не знаю…

— Мам, перестань, — поморщился Миша.

Аленка тоже выросла, стала больше похожа на Гришу и на бабушку Аню — такое же широковатое лицо, большой лоб и почти круглые голубые глаза. А Миша пошел в мать — узкое лицо и глаза темно-серые с прищуром. Только фигура отцовская. Люда расплылась еще больше. Пышная грудь тяжело лежит на животе, второй подбородок, руки толстые, пальцы, как сосиски. Но еще по-своему привлекательна. На полном лице — ни морщинки, густые волосы, покрашенные в белый цвет, завиты, на ресницах — килограмм туши, губы подведены и сочно накрашены. В сущности, такой она была всегда. Только вот поправилась заметно. Ее дочь тоже была не худой для своих неполных шестнадцати лет. «Как они умудряются полнеть при таком рационе?» — подумала Марина, оглядывая стол: отварная картошка, селедка, яйца под майонезом, салат из капусты. Или это демонстрация бедственного положения семьи и бессовестности ее брата?