Наталья Горбачева - Убийца по имени Ной

Твердость Александра Борисовича странным образом повлияла на Виктора. Он как будто пришел в себя, на душе полегчало.

— А в милицию сообщать? — спросил Виктор.

— Да что ж тут сообщать, если уже сообщили. И не поможет она. Тут духовная брань идет. Сам поймешь… постепенно. Ты, главное, люби свою Олю. А за твою великую к ней любовь Господь тебя полюбит, всему Сам научит, что делать. Любовь побеждает зло — запомни! Милиция тут бессильна!

— Как можно любить шлюху?! Она же шлюха, последняя шлюха! — вдруг выкрикнул Виктор и почувствовал, как снова становится тяжело на сердце, что-то сдавливает его, образуется тот самый камень, тяжесть которого невозможно терпеть. — Я никогда больше не прикоснусь к ней! Господи, помилуй! — Виктор заплакал, и тяжесть как будто отступила.

Он вдруг страстно захотел научиться управлять той силой, которая по временам то выворачивала душу наизнанку, то отступала, давала продых. Если он научится этому, то станет неуязвим.

— Это правда? — бессознательно спросил Виктор Александра Борисовича.

— Правда, — ответил Александр Борисович. — Внимательно следи за собой… Господь входит только в чистые сердца. От других, заполненных страстями, Он отвращается и отдает во власть сатане. Таков закон!

— Но где он написан, этот ваш закон! — воскликнул Виктор.

— В Священном Писании, друг мой! В Библии. Там сказано: «Чистые сердцем Бога узрят».

— Как вы сказали? — обрадовался Виктор. — Кажется, я это уже слышал! Да, вероятно, именно эти слова… Мне приснился жуткий сон, как будто я умер. Нет, даже не умер, а меня живого закопали в землю. Это невыносимо жутко! А потом стало вдруг светло и радостно. И какой-то удивительный, добрый голос сказал эти слова: «Чистые сердцем Бога узрят». Но тогда я их забыл или не понял. А вот теперь вспомнил. Что это, дядя Саша?

— Думаю, что вещий сон, — улыбнулся Александр Борисович.

— Но я все равно не могу больше любить Ольгу. Пусть живет, как хочет, — спокойно сказал Виктор.

— Значит, ты ее никогда не любил, — вздохнул Александр Борисович. — Если любишь человека по-настоящему, разлюбить его невозможно.

— Возможно. Вы просто не видели…

— Решай сам! Тут никто тебе не советчик. Как решишь, так и будет!

— Ладно, — устало махнул рукой Виктор. — Я ее ненавижу… Сейчас ненавижу. — Он помолчал. — Расскажите мне лучше про козла отпущения.

— А, это пожалуйста! История интересная. У ветхозаветных евреев был особый обряд. В большой праздник — день очищения — приводили двух козлов и бросали жребий: который из козлов должен быть принесен в жертву, а который — отпущен в пустыню. Первого закалывали и приносили в жертву за грех, а на голову второго первосвященник возлагал свои руки, исповедовал над ним грехи всего народа, говорил: «И понесет козел на себе все беззакония их в землю непроходимую» — и изгонял козла в пустыню. — Александр Борисович вздохнул. — На тебя, мальчик мой, пали грехи наши, и ты понесешь их… Но не ужасайся: Господь с тобой! Ты мужественный и твердый человек, потому Бог и выбрал тебя!

— Не хочу! — рявкнул Виктор. — Хочу просто жить, любить, работать. Вы с вашим отцом Вадимом не за того меня приняли. Я знаю, что делать. Я снова начну ту самую жизнь, которую бросил. Это вернее всего. А на Ольге свет клином не сошелся.

После майских праздников Виктор пошел в институт. Кротовское объявление в фойе больше не висело. Да если бы и висело — Виктор приказал себе забыть все, что с ним случилось. Горел диплом. Руководитель диплома выслушал путаное объяснение о нервном срыве и не потребовал никаких подтверждений болезни. Собственно, болезнь Виктора была, что называется, на лице. Защиту перенесли на две недели. «Ну вот и сделан первый шаг к нормальной жизни, — решил он. — Нужно еще чуть-чуть усилий — и все встанет на свои места».

— Виктор! — вдруг услышал он за спиной знакомый голос, и душа ушла в пятки. — Так победители не поступают, — сказал Кротов, подходя и беря его за руку. — Куда же вы сбежали? — Он обнял его за плечи и повел к своей аудитории.

Виктор безвольно шел за ним. Он слышал, как Кротов объявил, что сегодня занятия отменяются, не сопротивлялся, когда тот завел его в аудиторию и посадил за стол напротив себя.

— Я не хочу вас видеть, — заявил Виктор, собрав последние силы.

— Почему? — вполне естественно удивился Кротов. — Я уж не говорю, что вы сорвали дорогой эксперимент. Зачем вы убежали?

— Где моя Ольга? — ответил Виктор вопросом на вопрос.

— В том-то и дело, что вы ее очень расстроили своим бегством — у нее теперь нервный срыв!

— Я сообщу о вас в милицию. — Виктор постепенно обретал уверенность в себе. — Прощайте! Вы за все ответите, а за ее совращение — особо ответите! Я лично отрежу ваши сраные яйца.

— Виктор! — возмутился Кротов. — Но это уже оскорбление! Совершенно незаслуженное. Я просто не понимаю, о чем вы говорите! Хотите, немедленно поедем к ней?

— Вы сообщили родителям? О том, что она у вас?

— Ну, конечно, — с интонацией ближайшего друга ответил Кротов. — Поехали, я специально ради вас только что отменил занятия. А у вас совершенно расстроены нервы. Надо подлечиться. Поехали!

И Виктор отправился за Кротовым, забыв обо всех своих обетах.

Они спустились по лестнице, сошли с широкого институтского крыльца. Виктор оглядел припаркованные машины: кротовской среди них не обнаружил. Словно услышав его мысли, Кротов сказал:

— Я тут машину поменял, удачный случай вышел. Блеск, а не машина! Могу пособить в покупке и вам…

— Да зачем! У меня денег-то таких сроду не было!

— Это дело наживное. Без машины сейчас просто невозможно. Удивляюсь, как вы обходитесь.

Кротов подвел его к серебристой иномарке.

— Нравится?

Его новая спортивная двухместная машина была похожа на летающую тарелку. От нее даже лучи исходили. Несомненно, они были естественного происхождения: снопы солнечного света били в полированную поверхность и отражались. Но облик машины так не вязался с солидностью Кротова, что Виктор спросил:

— Почему вы выбрали такую? Это же гоночная…

— Люблю с ветерком прокатиться. Прошу! — Кротов открыл дверцу.

Но будто какая-то сила отбросила Виктора от автомобиля. Нет, он остался стоять на месте, но уже ясно осознавал, что ни за что не сядет в нее. Кротов сел в машину и, ни слова не говоря, хлопнул дверцей и укатил. Виктор запомнил его зловещие глаза. Теперь единственный выход — бежать из города. Так он решил. Причем немедленно. Можно сказать матери, только матери.

Пока Виктор собирал вещи, нашел и место, куда поедет — к старшей сестре, а там видно будет. Здесь страшно, потому что ничего неизвестно. Может, конечно, он принял Кротова за другого, который вовсе не собирался его убивать. Ему просто надоело нянчиться с Виктором — вот он и уехал… Но тогда откуда этот страх? Он выглянул во двор из-за занавески — двор как двор, такой, как всегда. И вдруг раздался звонок.