Рэнделл Уоллес - Любовь и честь

— Григорий Иванович! У нас же нет комнат!

— Комнат для чего, душа моя? — расцвел улыбкой князь, повернувшись, когда она ворвалась в кабинет.

— Комнат для гостей, дубина! Даже если разместить одну из девушек в комнате кухарки, то все равно одной комнаты не хватает.

— Не стоит беспокоиться, мадам, — вмешался я. — Я могу переночевать и на конюшне.

Она на несколько секунд уставилась на меня, а потом молча вышла из кабинета.

Князь тоже молча сидел в кресле, и я вдруг подумал, что несмотря на все разговоры о покое он, наверное, очень одинок, поэтому решил отвлечь его от грустных мыслей.

— Князь, ваше имение напоминает мне виргинские плантации. А что у вас тут выгодно выращивать?

— Выгодно? Здесь?.. Вы шутите? — он поднял на меня глаза. — Я как-то решил провести реформу, которую царица запрещала несколько лет. Хотел, чтобы у каждого крестьянина был свой надел и чтобы каждый сам выращивал свой урожай и оставлял его себе. А мне платили бы процент с урожая.

— И много они собрали?

— Практически ничего… — он криво усмехнулся. — Крестьяне говорили, что для работы им нужны упряжи и лемехи. А когда я покупал им нужное за пятьдесят рублей, они тут же продавали его за трешку и покупали себе водку. Так что какая там выгода…

Я уже пожалел, что затронул эту тему, но князь продолжал:

— И все равно, хорошо, что я хотя бы попытался это сделать. Крестьяне видели, как я хорошо отношусь к ним, и не тронутся с места, как бы ни разрастался этот казацкий бунт.

Я посмотрел на Горлова, но тот покачал головой.

Князь Бережков взглянул на меня.

— Я ведь прекрасно понимаю, как все плохо. В Санкт-Петербурге не желают ничего знать.

Он со вздохом отвернулся от меня, поскольку в кабинет снова ворвалась злая, как черт, княгиня.

— Это кошмар! Просто позор так принимать гостей!

— Разве все не уладилось, дорогая? — кротко спросил князь.

Княгиня яростно зыркнула на него.

— Уладилось? Дамы чуть не упали в обморок, когда узнали, что немец будет спать на конюшне. Они, конечно, ничего не сказали, но я видела, что они потрясены.

Князь рассмеялся, словно жена рассказала ему анекдот.

— Дорогая, ты все перепутала. Капитан Селкерк — американец.

Княгиня дернула плечом и искоса взглянула на мою форму, давая понять, что невелика разница.

— Я в совершенно невыносимом положении, как ты не понимаешь?

Князь только улыбался в ответ, не зная, что предложить.

Тогда я заговорил по-немецки:

— Прошу прощения, мадам, но я, кажется, могу вам помочь.

Княгиня в замешательстве смотрела на меня. Она явно не понимала ни слова по-немецки. Впрочем, князь тоже. Хозяйка дома мне не нравилась, поэтому я позволил себе эту маленькую насмешку, после чего перевел им эту фразу на французский и добавил:

— Чтобы не ставить вас в неловкое положение, я с удовольствием отправлюсь спать на кухню. Дайте мне пару шкур, и мне будет тепло. Еще мальчишкой я привык спать на кухне. А дамам и слугам скажите, что я сам выразил такое желание.

И тогда княгиня Бережкова впервые улыбнулась.

Слуги быстро подмели на кухне и убрали все свои сковородки и кастрюли. Истопник поколдовал у громадной печи, оставляя пылающие угли так, чтобы они тлели и грели всю ночь. Старая служанка постелила мне солому, на которую сложили одеяла и шкуры. Постель получилась теплая и очень удобная.

Кухня представляла собой отдельный домик из двух комнат, располагавшийся в нескольких метрах от самой усадьбы. В большой комнате, которая предназначалась для кухарки, на стенах висели различные ножи, ухваты, тазы, кувшины и прочее. Но дверь туда сразу же закрыли, и, оставшись в одиночестве, я принялся было расстегивать пуговицы на мундире, когда дверь отворилась и вошел ухмыляющийся Горлов. Я даже подумал, что это он от князя Бережкова заразился постоянной улыбкой на лице.

— Хорошее местечко, Светлячок. Как раз в твоем духе.

— А ты как устроился?

— Да вот зашел рассказать. Моя комната расположена рядом с комнатой графини Бельфлер, — он снова ухмыльнулся, но теперь я знал, чем вызвана его ухмылка, и понял, что мои опасения напрасны и он не заразился от князя дурацкой улыбкой.

— Что ж, если замерзнешь, то тащи свои вещи сюда.

— Если я замерзну, значит, мне понадобится твоя помощь, будь уверен, — рассмеялся он, но вдруг, как и раньше, схватился за живот и со стоном прислонился к стене.

Я не на шутку встревожился и пощупал его лоб.

— Горлов, у тебя жар!

— Пройдет, — он смахнул мою руку.

— А если нет?

— Я чувствовал себя прекрасно, это после ужина стало хуже.

— Почему же ты молчал?

— Негоже приезжать в гости больным. А уж маяться животом после угощения, сам понимаешь… — Он резко повернулся, вышел на улицу, и его стошнило.

После этого Горлов, заметно приободрившись, вернулся в комнату.

— Ну вот, полегчало вроде. Спокойной ночи, друг мой.

— Зови, если что, — обеспокоенно предупредил я.

— Позову, если только графиня попросит. Но она не попросит, заверяю тебя.

Когда он вышел из кухни, я подошел к печи и задумчиво положил ладони на теплые кирпичи. Не знаю, сколько я так простоял, погруженный в свои мысли, как вдруг услышал сзади женский голос:

— Капитан Селкерк.

Я стремительно повернулся. Это была служанка княжны, Беатриче. Она испуганно попятилась к двери, ведущей в большую комнату, и я протянул к ней руку, стараясь успокоить, а другой безуспешно пытался застегнуть полурасстегнутый мундир.

— Подождите. Ради бога, извините, что напугал вас, это я от неожиданности.

Поколебавшись, она снова шагнула вперед, а я, наконец, застегнул воротник.

— Чем могу быть полезен, сударыня?

Она молча смотрела на меня, а я на нее. В своей простой одежде, с заколотыми на затылке волосами, безо всяческих прикрас она выглядела куда более женственной, чем ее госпожа со своими подругами. Я уже позабыл, когда в последний раз видел такую женщину.

Ее губы шевелились, пока она собиралась с духом, и, наконец, она решилась.

— Я зашла, чтобы сказать вам, что ваш французский вовсе не так ужасен.

— А вы… француженка, Беатриче?

У нее был легкий акцент, но я никак не мог определить какой.

— Нет, я полька.

Полька! Я был изрядно удивлен, и это, очевидно, отразилось на моем лице, потому что она кивнула и сказала по-английски:

— Да, капитан, полька.

— Значит, вы и английским владеете?

— Да.

— И, наверное, немецким?

— Совершенно верно, но почему вы улыбаетесь? Вы надо мной смеетесь?

— Нет, нет, что вы, Беатриче!

Она внимательно посмотрела на меня.

— Мне надо идти. Еще я хотела сказать вам, что Зепша… она только прикидывается злой, а на самом…

— Пожалуйста, Беатриче, не уходите. Останьтесь хоть ненадолго.