Елена Свиридова - Мне не забыть

Выражение ее лица изменилось, на губах появилась улыбка. Но глаза, обращенные теперь к нему, смотрели по-прежнему не на него.

— Макс, смотри, какой закат… — тихо сказала она.

Он снова почувствовал раздражение — при чем здесь закат?! Но вдруг его поразила внезапно открывшаяся картина. Огненно-красная полоса резко рассекала небо и уходила за горизонт. Что-то тревожное, жуткое, нереальное было в этом гаснущем зареве.

На бульваре, на фоне этой величественной и страшной картины, показались несколько темных фигур, которые быстро двигались навстречу, явно не собираясь уступать дорогу. Это были здоровые молодые ребята, может быть, немного поддатые, такие, которые, сбившись в небольшую стаю, лезут на рожон в поисках приключений. Максим заметил их еще издалека, и чутье подсказало ему, что его час настал. Он был в обычных джинсах и куртке, без оружия, тогда носить его при себе в нерабочее время запрещалось. Оставалось надеяться только на себя.

Лера почувствовала вдруг странное оцепенение, потом ее словно мгновенно пронзило электрическим током… Такое ощущение у нее бывало иногда, это было предчувствие опасности, словно кто-то неведомый посылал ей предупредительный сигнал. Быстро справившись с собой, она сказала:

— Макс, давай вернемся, не нравится мне это…

— Нет. А ты быстро делай ноги… — шепнул он Лере и, внутренне собравшись, приготовился к бою.

Когда худощавый стриженый юнец, поравнявшись с Максимом, нагловатым тоном попросил сигаретку, все было ясно. У Максима в сознании стремительно пронеслись слова из любимой песни Высоцкого «Их было восемь…». «Ударил первым я тогда, так было надо». Но получилось иначе. Ударить он не успел. Один из парней оказался у него за спиной, слышалось его сопение, мгновение — и он повис на плечах Максима. Максим присел, резко выпрямился с такой силой, что стряхнул парня прямо на асфальт. Парень взвыл, схватившись за ногу. Тотчас на Максима спереди бросились сразу двое. «Главное, удержаться на ногах», — думал он, рассчитанно применяя приемы, которыми овладел на тренировках. Этих двоих он уложил довольно легко. А Лера, как назло, не убегала, а тщетно пыталась позвать на помощь кого-нибудь из прохожих. Прохожие, как чаще всего бывает в подобных случаях, завидев издали драку, тут же исчезали. Вокруг стало совсем пусто. Пока те, двое, которых Максим уложил, чертыхаясь и матерясь, катались по тротуару, еще двое схватили за руки Леру и потащили к темной арке. Она отчаянно отбивалась, но силы были явно не равны. Максим среагировал мгновенно. Он догнал их в несколько прыжков, одному заломил руку, другого с помощью подножки уложил плашмя на землю. Тренировки по самбо и карате не прошли зря, думал он с гордостью, он чувствовал себя сейчас Чаком Норрисом и Брюсом Ли одновременно, фантастические драки которых он изредка смотрел у приятеля по видаку.

— Беги! — скомандовал он, выталкивая Леру из арки.

Но Лера никуда не побежала, она вдруг закричала страшным голосом:

— Берегись! Сзади!

Он успел быстро развернуться и получил удар ножом не в спину, а в бок, под левое ребро. В глазах потемнело. Лерин крик доносился до него словно издалека. К тому моменту, когда на улице появился милицейский патруль, он потерял сознание и уже ничего не слышал…

В начале лета, за четыре месяца до того рокового вечера, когда Валерия Голицына возвращалась домой под руку с Максимом, рейсовый автобус увозил ее в аэропорт. Она летела черт знает куда, черт знает зачем, главным образом для того, чтобы вырваться из дома, где жить было невыносимо. Она не была еще знакома с Максимом Денисовым, которому позже так легкомысленно обещала исполнить любое его желание. Она просто, в который раз уже, бежала от мрачных стен, от тягостных воспоминаний и несбывшихся надежд, от своей капризной, вздорной матери, которую любила и жалела, но находиться подолгу с ней вместе просто не могла, от злобной тетки Жанны, старшей сестры матери, вечно цеплявшейся к Лере с замечаниями и поучениями. Видимо, профессия наложила на тетку свой неизгладимый отпечаток, всю жизнь она проработала в школе, дослужилась до завуча, и третировать детей было ее излюбленным занятием. В присутствии тетки Лере всегда казалось, что и она, и ее мать превращаются в подопытных кроликов для сомнительных педагогических экспериментов. Муж тетки дядя Миша, который, к счастью, редко появлялся в их доме, производил еще более неприятное впечатление. Угрюмый, властолюбивый, с глазами навыкате и следами похмелья на багровом лице, одним своим видом он подавлял окружающих. Сидя за столом, он напыщенно произносил тосты, цитируя передовую газеты «Правда». Обостренным внутренним чутьем Лера улавливала исходившую от него опасность, хотя и не знала конкретно, в чем она состоит. Вокруг него существовал некий ореол таинственности, кажется, он работал в КГБ, хотя прямо об этом не говорилось. Ну и родственничков подсунула ей судьба! Не дай Бог при них лишнее слово сказать! А мама почему-то не только принимала их в доме, а даже иногда заискивала перед ними. В такие моменты Лере хотелось провалиться сквозь землю… И она, не находя другого выхода, бежала от всего этого, бежала, наконец, и от самой себя, от всего, что мучило ее изо дня в день, из года в год, надеясь в душе в чужом, неизвестном месте обрести хоть ненадолго желанную свободу…

Она любила находиться одна среди незнакомых людей. Вырвавшись из дома, наполненного тайнами, недомолвками, загадочными призраками прошлого, истериками матери, скандалами с теткой, она сразу попадала как бы в другое измерение, где никто не давил на психику, не докучал дурацкими наставлениями, можно было спокойно наблюдать, вспоминать, размышлять… Она много думала о своей матери, о ее трудной судьбе. Когда-то, еще до рождения Леры, Софья Дмитриевна Голицына работала переводчицей, ездила за границу… Когда она рассказывала о своих поездках, у нее загорались глаза и голос звучал, словно музыка… Лера в детстве очень любила слушать эти рассказы, наверное, тогда ее мать была совсем не такой, как сейчас… Но, к сожалению, все это осталось где-то в прошлом. Та жизнь, которая протекала у Леры на глазах, была безрадостной, нищенской, унизительной. Матери изредка удавалось делать какие-то переводы, за которые она получала жалкие гроши. Но не бедность тяготила Леру, а мрачная атмосфера в доме, которая всегда усугублялась после визитов тети Жанны и ее мужа, сытых, благополучных и, с точки зрения Леры, совершенно некультурных людей. Девушка не могла понять, зачем ее мать поддерживает отношения с такими противными и скучными родственниками, чувствовала фальшь в их отношениях, но разговаривать с матерью на эту тему было совершенно бесполезно…