Алина Феоктистова - Радуга в твоих ладонях

— А Элизабет Смит и ты женаты? — Ольга повторила свой вопрос.

— Олененок, ты можешь думать о чем-нибудь другом, кроме моей личной жизни? — опять засмеялся Игорь. — Я говорю тебе о главной роли в голливудском кинофильме, который принесет тебе деньги, славу и удачу.

— Зачем мне все, если… — Ольга отвернулась к окну.

— Все, стоп. — Игорь притормозил. — Мы с Элизабет Смит не женаты. Я никогда в жизни не женюсь ни на одной женщине, кроме тебя. — Он остановил автомобиль и повернулся к Ольге и сыну. — У тебя, Гошка, действительно глупая мама. Она не видит очевидного, но, может быть, она на этот раз поверит моим словам, которые я начал говорить и не успел, меня прервал звонок. Я ведь столько говорил тебе, что люблю и всегда буду любить тебя и никто никогда мне не будет нужен, и я говорил тебе в стамбульском полицейском управлении, что считаю тебя своей женой. — Он отвернулся и завел двигатель, машина поехала.

— Тогда почему ты мне сразу всего не сказал, зачем ты мучил меня? Ведь я сразу спросила, кто она такая, а ты начал темнить… — Если бы Гошка не занимал руки, Ольга бы чем-нибудь ударила Игоря. Столько боли, отчаяния, ревности успела она почувствовать за это время.

— Ну я же говорил, что рассчитаюсь с тобой в России. Это я сделал, — хохотал Игорь.

— Но я так давно не имею к кинематографу никакого отношения, — сказала Ольга. — Я даже не знаю, смогу ли я играть?

— Да ты только что играла, разговаривая со мной. И почти хорошо изображала независимую, не нуждающуюся во мне женщину. Но я ведь все-таки твой любимый мужчина, и ты боялась, что я тебя не люблю, вот и фальшивила иногда, а на съемках ты сыграешь отлично, — уверил ее он.

Игорь с Гошкой провожали Ольгу в аэропорту Шереметьево, откуда она со съемочной группой улетала в Стамбул для съемок стамбульских сцен. Сцены в Москве уже были отсняты совместно с «Мосфильмом», спальное купе поезда Москва — София было смонтировано.

Гошка уже научился ходить, ни за что не хотел сидеть на руках и с важным видом разгуливал самостоятельно по залу ожидания. Ольга и Игорь из-за его самостоятельности всегда покупали ему яркую заметную одежду, чтобы не потерялся, и теперь его ярко-желтый комбинезончик и красная с огромным помпоном шапка мелькали то в одном, то в другом конце зала.

— Жаль, что ты не актер и мне приходится проходить наш путь с другим человеком, — сказала Игорю Ольга.

— У меня никогда не было актерских способностей, — засмеялся Игорь. — Вот в сцене в «Колибри» и в спальном вагоне я снялся бы отлично, ты как думаешь?

Ольга улыбнулась. Он нарочно смешит ее, потому что видит, как не хочет она расставаться с ним, да и сам он смеется, а в глазах его та же печаль.

— Ну ты бы мог просто так поехать с нами, деньги ведь у нас есть, — с надеждой сказала Ольга. — Жил бы в отеле, посещал какой-нибудь теннисный корт, пока я была бы занята на съемках, а потом мы бы вместе гуляли по Стамбулу. Мы ведь вдвоем с тобой так и не успели его посмотреть…

— А на второй день моего пребывания в отеле меня бы взяла полиция, ведь я государственный преступник Турции, милая, и я снова попал бы к незабываемому Ибрагиму Неджмедини. — Лицо Игоря стало непроницаемым. — Кстати, вы нашли достойного актера на его роль? — глухо спросил он.

— «Мосфильм» предложил актера Мухамеда Камалова, он каракалпак, это одна с турками этническая группа, но и Элизабет Смит, и режиссер, господин Брайен, решили, что он не подойдет. В нем действительно слишком много от истинного турка, такого, каким его представляет широкий зритель, а в Ибрагиме было очень много европейского, — сказала Ольга. — Элизабет лично решила сходить посмотреть, что же это за личность такая, и найти в турецких кинокомпаниях кого-нибудь, похожего на него.

— Даже с энергией Элизабет ей это вряд ли удастся, — мрачно сказал Игорь. — Ибрагим уникален.

— Я помню только его красивые руки с длинными пальцами, — сказала Ольга.

— А я помню, как хорошо он умел ими бить. Когда ты не можешь ему ответить, — усмехнулся Игорь. — Да ну его к черту. Все равно плохо кончит. В турецких газетах уже, наверное, дали статьи о съемках голливудской компании в Стамбуле с перечнем актерского состава и твоей фотографией на титульном листе, так что жди как-нибудь визита Гейдара, — перевел разговор Игорь на другую тему.

— Значит, мне тоже угрожает опасность в Стамбуле, — улыбнулась Ольга.

— Нет, он нормальный человек, и он все знает, кстати, передашь ему от меня письмо.

К родителям подошел Гошка, закинул голову вверх, улыбнулся. В этот момент объявили начало посадки.

Ольга почувствовала, что сейчас заревет.

— Олененок, как ты думаешь, кто Гошкина настоящая мать: Агата из «Колибри» или Оля Преображенская из поезда Москва — София? — спросил Игорь.

— Надеюсь, что мы зачали его не в борделе, — расхохоталась Ольга.

— Ну все, иди, милая, тебе пора, — видя, что она успокоилась, Игорь поцеловал ее.

Ольга расцеловала его и Гошку и направилась к таможенному барьеру. Теперь раздался громкий Гошкин плач, она бегом вернулась обратно.

— Ты что это, Игорь Игоревич? — спросил ревущего ребенка отец. — Твоя мама — актриса. Она будет уезжать на съемки, привыкай. А мы с тобой будем ждать ее, а потом она вернется к нам, а по телевизору или в кинотеатре выйдет новый талантливый фильм, и мы все вместе пойдем его смотреть. А я напишу новый сценарий, и она опять уедет воплощать его в фильм. А когда ты научишься говорить, будешь ходить в кино с такими же сорванцами и говорить им: «А это моя мама, вон та, самая красивая». Ты понял? Да?

Гошка ничего, конечно, не понял, но спокойный голос отца подействовал на него, и реветь он перестал, повторил знакомое слово «да» и, как папа, кивнул головой в шапочке с огромным помпоном.

— Игорь, а ведь «Оскара», если получим, поедем получать вдвоем, — засмеялась Ольга. — А с кем останется Гошка?

— Милая, я задавал тебе тот же вопрос, когда мы были еще студентами, а ты отвернулась и не стала его обсуждать, давая мне понять, что не хочешь от меня детей, — сказал Игорь.

— Гошенька, мы возьмем тебя с собой и ты будешь сидеть в первом ряду, — засмеялась Ольга. — Боже мой, какие у тебя глупые родители!

Самолет набирал высоту. Ольга сидела в мягком кресле рядом с женщиной лет пятидесяти с морщинистым, но еще красивым и утонченным лицом, с ярко горящими серыми глазами, полными замыслов и идей, продюсером Элизабет Смит. Ольге хотелось плакать.

Две мужские фигурки махали ей рукой на прощание через стекло, когда она шла к самолету со съемочной группой. Высокая и совсем малюсенькая, ярко-желтый комочек. Для Ольги с ними незримо была третья фигура, ее отца. Все три фотографии дорогих ей мужчин она всегда носила с собой в портмоне.