Анна Смолякова - Зеркало для двоих

— Приеду-приеду, — успокоил его Сергей.

— Честное слово?

— Честное.

— Ну, смотри мне, — Стас погрозил пальцем, развернулся и потрусил обратно, перепрыгивая через смерзшиеся комки земли и по-обезьяньи болтая длинными руками.

Юлька молчала всю дорогу до проходной и, только когда они уже садились в джип, очень серьезно спросила:

— Сережа, зачем ты ему пообещал? Человек же привезет деньги, будет ждать, а никто не приедет.

— Почему это никто не приедет? Я приеду, — невозмутимо отозвался Сергей, поворачивая в замке ключ зажигания. Он был почти уверен, что она воспримет это как шутку, и поэтому без всякой задней мысли «выдал» блок прикольной информации. — А что, ты же сама видела, какая у них тут шарашкина контора. Документы никто не проверяет, на подпись — не смотрит. Получу денежки, и закатимся с тобой на Канары. А Селезнев пусть остается с носом, у него этих долларов и так — куры не клюют, правда?

— А если ты встретишься с ним возле кассы и он вызовет милицию? — каким-то бесцветным голосом поинтересовалась Юлька.

— Не вызовет, — беззаботно махнул рукой Сергей. — Он, знаешь, вообще вторую неделю на даче в Ельцовке пьянствует. Ребята ему водочки приносят и никуда не выпускают. Вот так! — он едва заметно улыбнулся своей спонтанной и довольно удачной находке. — А ты думала, откуда я знаю, что мы с ним сегодня не встретимся?.. Самое смешное, что когда он вернется, ему никто не поверит, что он не получал денег. Скажут: допился мужичок до зеленых чертиков. Так что дело безопасное.

Юля промолчала и отвернулась к окну. Селезнев, глядя на нее, ощутил легкое неудобство и подумал уже о том, что надо разрядить ситуацию, когда она вяло спросила:

— Значит, ты все это заранее продумал, да? И поход на «Мосфильм» был не для меня, а для того, чтобы разведать обстановку?

Сергей повернулся и посмотрел на Юльку оценивающим взглядом. Нет, она не притворялась. Эта пронзительная обида маленького обманутого ребенка, прозвучавшая в ее словах, была совершенно искренней. Она сидела нахохлившись, как больной воробей, и казалась совершенно безразличной и смирившейся. Но в этой упрямой напряженности, с которой она изучала однообразный пейзаж за окном, в нарочитом развороте головы, во всем читалась последняя отчаянная просьба: «Скажи мне, что все это неправда! Объясни, что я просто запуталась!» Селезнев, как маленькую девочку-школьницу, подергал ее за прядь волос:

— Юлька, эй, Юлька!.. Ты что, поверила, что я говорю серьезно? Господи, каким же ты иногда бываешь ребенком! Да ерунда это все!.. Ну, хочешь, я поклянусь, что не собираюсь красть никаких чужих денег? Хочешь?

— Не надо клясться. И больше шутить так не надо, — она попыталась изобразить на своем лице подобие улыбки. — Давай больше не будем об этом говорить.

Как только Юлька закончила фразу, уголки ее губ снова неудержимо поползли вниз, а ресницы мелко-мелко задрожали. Сергей вздохнул. Ситуация становилась все более неприятной. Он вдруг подумал о том, что по идее сейчас и надо объясниться, вот только настроение совсем не подходящее. До дома они доехали, не сказав друг другу ни слова. Юлька сразу же прошла в спальню, сняла с себя бежевый шерстяной костюм и забилась под одеяло, сказав, что у нее ужасно болит голова. Селезнев немного посидел рядом с ней, гладя холодную, равнодушную кисть, но скоро понял, что ее тяготит его присутствие. Тогда он достал из шкафа банный халат и отправился в душ. «Поговорить нужно будет сегодня же вечером, — думал он, подставляя лицо под упругие теплые струи и проводя пальцами по намокшим волосам. — Пусть только немного отдохнет и успокоится… Надо же, как нехорошо получилось с этими деньгами!»

Из-за мерного шума хлещущей из душа воды Сергей не мог слышать, как Юля, уже полностью одетая, выскользнула из спальни, набрала какой-то телефонный номер, сказала неизвестному собеседнику несколько слов и почти бегом выскочила из квартиры…

Симона, похоже, не особенно удивилась, когда Юлька отказалась приехать к ней домой. Во всяком случае, она не стала настаивать, а только быстро и деловито оговорила место, где они встретятся. «Наверное, ее задержали какие-нибудь непредвиденные дела», — размышляла Юля, сидя на скамейке в парке и уже минут десять вынужденно разглядывая каменного медвежонка, уныло торчащего посреди неработающего осенью фонтана. Медвежонок был серым и обшарпанным, мягкие снежные хлопья, сыплющиеся из пухлой тучи, как перья из дырявой подушки, образовали на его голове подобие маленькой шапочки. Но, похоже, малышу все равно было холодно, потому что он судорожно вцеплялся каменными лапами в железную трубу, из которой в летние дни, наверное, вырывался веселый и искрящийся сноп воды. Кроме этой грустной картины, смотреть в парке было вообще не на что. Остальные скамейки вокруг фонтана пустовали, облетевшие деревья вяло шептались друг с другом. Кругом валялись клочья бумаги, окурки и смятые банки из-под пепси-колы. Изредка по какой-нибудь аллее проплывала мамаша с колясочкой и снова скрывалась в серой безрадостной дымке. Юлька поежилась. Несколько случайных снежинок, осевших на краю белого шарфа, растаяли и теперь холодными каплями стекали по шее вниз, к ключицам. Наверное, правильнее было бы просто поговорить по телефону? Но она не хотела об этом думать, как и не хотела признаваться самой себе, что ей просто страшно и нужно видеть перед собой хоть мало-мальски сочувствующее лицо. «Дожила! — криво усмехнулась она, поднимая воротник пальто и выправляя из-под него загнувшиеся упругим валиком волосы. — Досочинялась и довралась до того, что за советом и помощью приходится обращаться к женщине, которая в принципе не может быть моей подругой. К женщине, которая, по идее, должна меня ненавидеть, как когда-то я ненавидела ее… А что остается делать, если все остальные пребывают в уверенности, что мой жених — самый натуральный Селезнев?» Неожиданно за спиной послышались легкие торопливые шаги. Юлька обернулась. Симона шла по самой короткой дороге, огибая деревья и перескакивая с бугорка на бугорок. Она явно спешила, и ее рыжеватые волосы, собранные на затылке в «хвост», яростно мотались из стороны в сторону. Сегодня на ней была длинная белоснежная куртка с отороченным мехом капюшоном и кремовые джинсы, заправленные в короткие полусапожки. И Юлька вдруг подумала, что не такая уж она и страшная, как кажется на первый взгляд.

— Ну, что у тебя случилось? — сразу переходя к делу, спросила Симона, усаживаясь на лавочку и доставая из кармана куртки пачку сигарет. Тут же с тонкой березовой ветки сорвался прямоугольный холмик снега, и несколько снежинок мягко осели прямо на ее ресницы. Она, часто заморгав, смахнула их указательным пальцем, как смахивают лишние комочки туши, и снова повернулась к Юльке. Во взгляде ее не было ни любопытства, ни притворного дамского сочувствия, ничего, что могло бы насторожить или оттолкнуть.