Аркадий Трифонов - Охота на бабочку

— Давор, я тебя не бросила, я здесь… Но я сейчас не могу долго говорить, объяснять, у меня мало времени… Так что, если хочешь, приезжай…

— Конечно, я приеду, радость моя!.. А ты сейчас где?

— В тюрьме.

— Где, где?.. Тебя плохо слышно, еще раз повтори…

— В тюрьме… — повторила Настя.

В трубке возникла пауза.

— Ты шутишь? — спросил он совсем тихо, упавшим голосом.

— Нет, Давор, не шучу. Это чистая правда. Я в тюрьме, жду суда. С тобой разговариваю по автомату, и у меня заканчивается время…

Он опять замолчал. Так продолжалось секунд тридцать. Цифры на счетчике неумолимо отсчитывали своей бег. И Настя подумала, что на этом их разговор закончится, но не испытала ни малейшего сожаления, ей вдруг стало все безразлично.

— Я сейчас приеду!.. — словно сквозь вату донесся до нее голос Давора. — Жди меня, мое солнце, я скоро буду!.. Все сейчас бросаю и мчусь к тебе!..

Настя медленно опустила трубку на рычаг. И тут же прислонилась к стене. Она не знала, радоваться ей теперь или, наоборот, печалиться. Но дело уже было сделано. Она решилась на этот шаг отчаяния, и ей оставалось только ждать последствий.

…Перед глазами у Макса маячила гигантская, будто заслоняющая собою весь мир стена серого дома напротив. Окна были наглухо закрыты и за ними ни души. Только в одном слегка приоткрыта створка. Он сосредоточил взгляд на этом окне — ничего примечательного, просто темный квадрат в зыбком еще, утреннем свете с выбивающейся полоской тюля и пустой стеклянной вазой на подоконнике.

Странный, скрежещущий звук послышался снизу. Потом что-то глухо ухнуло, словно обвалилось на землю. Макс подошел вплотную к окну и посмотрел вниз. Он увидел узкий двор, похожий на пенал, и уборочную машину, в которую грузчики ставили мусорные баки. Секунду он оторопело продолжал наблюдать за их работой, потом выпрямился и плотно задернул шторы на окне. Вернувшись к столу в центре номера, Макс уселся в кресло и бросил взгляд на стоящий перед ним телефон. Аппарат молчал уже второй день подряд, с тех самых пор как он спустился по трапу самолета в берлинском аэропорту и поселился в этой гостинице.

В этот раз Германия встретила Макса совсем иначе, нежели в прошлый его визит в эту страну. У него здесь было много знакомых. Большинство просто деловые партнеры, хотя некоторые из них еще недавно признавались ему в своей дружбе. «С тобой приятно вести дело, Макс!.. Ты все понимаешь с полуслова!..», «Ты настоящий парень, я всегда готов пойти тебе навстречу…», «Мой дом — это твой дом!..», «Макс, мы ждем тебя! Приезжай скорей!..» — примерно такие фразы звучали в его адрес на переговорах этим летом или когда немцы провожали «своего русского друга» в аэропорт. Но теперь между ними и Максом словно выросла невидимая, непробиваемая стена.

Конечно, он не ждал, что здесь его опять встретят с распростертыми объятиями. Бизнес есть бизнес, эти люди привыкли ценить свое время, иметь дело с равными и себе подобными, а Макс для них был уже не президент уважаемой фирмы, просто турист, частное лицо, с собственными интересами. Он это хорошо понимал и надеялся только на сочувствие со стороны бывших партнеров, на то, что его хотя бы выслушают и помогут на первых порах разобраться в ситуации. Однако на месте его постигло горькое разочарование.

Макс, едва оказавшись в номере и кое-как бросив вещи, принялся звонить по телефону своим немецким знакомым. Но секретарши отказывались его узнавать, а на просьбу соединить со своим шефом заученно отвечали, что тот в отъезде, либо на совещании, либо просто никого не принимает в этот день, и даже чтобы поговорить с ним, нужно записываться заранее. С теми же, кому удавалось дозвониться напрямую, разговор был и вовсе коротким. «Да, привет… Ты откуда?.. Ах, здесь по делам!.. Рад, очень рад тебя слышать, но понимаешь…» — и далее следовали путаные объяснения с перечислением причин, почему его не могут встретить, принять, просто с ним поговорить по душам. И никто его не пригласил даже пообедать, хотя бы из вежливости.

Но не это сейчас заботило Макса. Он оказался здесь, в чужой стране, в совершенном вакууме, не зная, с чего начать, к кому обратиться. Не в полицию же, черт побери! Но тогда — куда?.. Впереди был полный тупик, как это здание, что напротив его окон.

Оставаться дальше в номере было невыносимо. Макс спустился вниз, наскоро позавтракал в гостиничном кафе, заказав себе кофе с бутербродами, после чего решил немного прогуляться по городу, чтобы привести мысли в порядок.

Моросил мелкий дождь, ветер срывал с ветвей деревьев последние листья. Большая стая ворон вспорхнула над Потсдамской площадью. Вдали виднелось здание библиотеки. Макс миновал цирк Алекан, вышел на набережную Ландверканала. Блики утреннего света отражались на поверхности воды, волны неслышно ударялись о каменный берег.

Макс повернул в сторону старого вокзала. В выплескивавшемся из подземного перехода со станции метро потоке служащих, учащихся и прочего торопящегося по своим делам люда он чувствовал себя совершенно затерянным. Взгляд его случайно задержался на витрине газетного киоска. Люди, нырявшие в подземку, спешили запастись свежими экземплярами утренних изданий. Как же это он сразу не подумал?.. В газетах могла быть хоть какая-то информация.

Макс подошел к киоску и, не глядя на заголовки, попросил у продавца продать ему все сегодняшние номера и даже те, что остались с прошлых дней. Продавец охотно исполнил его просьбу, с улыбкой отсчитал сдачу, которую Макс не глядя сунул в карман.

Вернувшись к себе в номер, Макс отбросил в сторону плащ, разложил газеты на столе и принялся их изучать одну за другой. Язык он знал неплохо и для начала решил сосредоточить внимание на скандальной хронике.

Здесь ему довелось узнать много любопытного.

Так, в федеральном центре по вопросам здорового образа жизни вычислили, что со жрицами любви регулярно сливается в экстазе каждый четвертый гражданин мужского пола благополучной Германии. А ежегодный оборот в сфере «любовной индустрии» составляет двенадцать с половиной миллионов марок, что вполне сравнимо с оборотом такого промышленного гиганта, как концерн «Адидас». Причем среди немецких шлюх немало таких, которые с трудом говорят по-немецки: бульварные газеты в разделе «услуги» захлебывались в экстазе интернационализма — «красавицы из Рио», «лолитоподобные польки», «сладострастные чешки», «не ведающие табу сибирские барышни»…

В Гамбурге, по сведениям властей, половина десятитысячной армии городских проституток — иностранки. В других эпицентрах продажной любви, таких, как Берлин, Франкфурт или Кельн, то же самое. Большинство «экзотических» жриц любви живут и работают незаконно, часто при этом попадают под арест. Но больше всего страданий им причиняют свои же сутенеры. Заставляют работать на потоке, обдирают при этом как липку, не редки случаи избиения и даже со смертельным исходом…