Ксения Васильева - Ангел из авоськи

Казиев вдруг спихнул Родю прямо в море. Постыдно и унизительно. На виду посетителей бара на балюстраде отеля. Но Родя виду не показал, заржал, смешно выполз из воды. Казиев все стоял, не уходил, о чем-то раздумывая.

«…Господи, неужели он эту дурындасину в фильм возьмет? А что, — подумал Родя, — вполне. Казя сумасшедший».

Сначала Родя вроде бы расстроился, что лишится услад восточных, а теперь как-то прозрение пришло — вовремя! Все делается вовремя! Пусть Цыпу берет Казя! И наконец, можно будет всерьез обсудить с Улитой их дальнейшие отношения. Отношения? Смешно! Тот, кто эту заварушку затевает, торопит. И со своим гонцом, сопляком каким-то, передал записку, что и сюжет есть феерический, какого еще не бывало, что-то типа Хемингуэя, именно для Улитки. Жутко как все таинственно и секретно! Никому — ни полслова. Конечно, может, розыгрыш… Но уже одно серьезно: Родина вторая квартира — Улитке… И куча тайн и условий. Родя не в накладе. А если все правда, то ли еще будет! Завтра встреча… И чувствует Родя, что тот, кто это затеял, предложит оформить с Улитой официальные отношения. Кто-то очень радеет за нее и хочет оградить от всяческих посягательств. Кого? Да того же Тима! Станет Улита снова звездой и приползет к ней Тим. А может, и другой кто…

В любом случае Роде здесь куда спокойнее, чем в родимой России. Никто и носом не ведет! Предложил «место встречи» не Родя, а «тот»… Забирайте, Тимофей Михайлович, «Цыпу-Дрипу»! А вот в Родином кино, если оно будет, — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!.. — станут играть только самые-рассамые! Нет. Пока даже думать страшно.

Еще одно глодало Родю, как это Улита согласилась — вроде бы да?! — на их помолвку? Боится своего Казиева? Боится остаться одна?.. Еще фильм-два, и она выйдет в тираж? А уж мамушек-бабушек играть никогда не будет.

Как она ему сказала?

«…Лягу тогда на стол, поставлю свечу, не буду ни жрать, ни пить и подохну».

— Ну как? — раздражился его молчанием Казиев.

Родя понял, задела девка стареющего Казанову! А как не задеть?! Талия — тростинка, грудь роскошная, личико — иконописное! И кожа! Белизны снега горных вершин! Конечно, на экране это будет нечто! Но Цыпка двигаться не умеет ни телом, ни личиком. Все при ней, и в то же время ничего нет. Казиев с актерами работать не любит и не умеет. Многого не умеет Казя, как оказалось, понял, поработав с ним, примечающий все Родя. Но об этом — никому и никогда!

Отдаст Родик белоснежную грузинскую княжну!

— Бери. Бесплатно, — великодушно сообщил Родерик, когда они медленно шли к отелю, — дарю. — И почувствовал себя на белом коне. И подумал, что Казиеву сейчас жуть как стыдно, но вместе с тем — очень хочется…

— Давай сделаем следующее, — Родя уже «гарцевал на коне», которым всю жизнь владел Казиев, — я сегодня съезжу к ней, скажу, что у нас мол, все…

— Нет, — резко заявил Казиев, — никаких сегодняшних твоих поездок и предупреждений! Мы познакомимся завтра на твоем приеме, а там уж будет мое дело. Кстати, а приемчик-то в честь чего? Неужто виллочку приобретаешь? — И он усмехнулся: — Шутка! Ну а с мадам как будем? Баш на баш?

Казиев заржал, опять показав креветочное небо, в которое Роде захотелось воткнуть что-нибудь вроде шила или острой отвертки.

— Потрох ты все-таки, Казиев, — неизвестно как вырвалось у Роди, — мадам, если хочешь знать, стоит раз в пятьдесят, это по малому счету, больше, чем юная Цыпа!

К случаю сказать, не так уж и восторгался Улитой наш Родерик. Он и сам любил молоденьких и пышненьких девчоночек. И не влюблен в нее был, просто нюхом своим учуял, что эта дама, прежде чем совсем уйти в небытие, еще даст дрозда зрителю… Да и какие-то силы беспокоились о ней.

Было, было чутье, казалось бы, у глупого, и — скажем вперед — несчастного Родерика.

А Казиев? Теперь он вальяжно направился к балюстраде, с которой уже издали ему благосклонно кивали. Его принимали всяким. Стоило ему появиться, как тут же бежал и ширился шепот: «Казиев, сам Казиев, Тим! Тимофей Михайлович!..»

Все это он знал-перезнал и все-таки любил. Себя — в них во всех.

Как же тепла и черна ночь! И какая прекрасная странность!.. На небе россыпь звезд, а луны — нет. И пистолет в кармане стал теплым и чем-то будто обыденным…

Существо — мужчина? женщина? — свернулось, замерло на белой витой скамейке. В белой одежде. Все, или почти все, за исключением бедных или непричастных, собрались у Роди на вилле. За огромным, полуоткрытым окном, собственно, стеной зала, веселились.

Существо тоже могло бы быть там… Но зачем?.. Неинтересно и, главное, не нужно.

Родя лихо отплясывал у самой стеклянной стены с длинноногой красоткой, которая отчего-то все хохотала… Существо шевельнулось. Пора. Скоро начнет светать, а что задумано, то должно быть исполнено. В ладонь, как щенок теплым носом, ткнулся пистолет. В этот миг Родя снова подтанцовывал к окну-стене… Существо не выстрелило в Родю-Родерика. Рука дрогнула. Родя продолжал плясать. Дышащий, танцующий, хохочущий — живой! Хотя и подонок!

Существо снялось со скамьи и побежало кромкой моря так, чтобы следы босых ног смывала ночная тихая волна, накатывающая на берег…

А секундами позже в зале с прозрачной стеной — никто не понял, почему — Родя вдруг качнулся и, побелев, даже как-то позеленев, медленно сполз на пол, дернулся и застыл в странно скрученной позе. Кто-то все же не пожалел жизни Родерика… Завизжала, кажется, его веселая партнерша, охрана, тоже ничего не поняв, ринулась вниз, в парк. Выстрела никто не слышал.

Существо все бежало и бежало кромкой моря, а по лицу текли странно горячие слезы — оказалось, что попытка убийства так же ужасна, как и убийство. Почти. Вот слезы и текли сами собой.

Перед виллой, арендованной Родей, уже стояла «ambulance», суетились ненужные врачи, по саду носилась полиция… Гости в ужасе и тоске толпились в углу зала, не подходя ТУДА.

В дверь квартиры загрохотали, не пользуясь звонком, и Алена вскочила как подстегнутая. Перед дверью стояла Тинка в желтом дурацком платье, с огромным чемоданом на колесиках, бок которого и длинный волан платья Тинки были в грязи. Она ввалилась в прихожую, села на упавший чемодан и зарыдала. Алена хотела тут же утянуть ее в свою комнату, но выскочила из кухни бабулька, заохала, запричитала. Тинка зарыдала еще горше, и у Алены просто помутился разум. Но хватило сил шикнуть на бабку, стащить Тинку с чемодана и увести в свою комнату. Там Алена вынула из бара бутылку виски, налила себе и Тинке и строго велела не реветь, а рассказывать.

Ну что могла рассказать дурочка Тинка? Размазывая макияж по своей красивой физиономии, она лепетала о Родьке, который ее обманывал всегда, но все же она никогда не думала, что он предпочтет ее, красавицу и ангела во плоти, какой-то старой рухляди, но никогда бы он этого не сделал, престиж ломал, да и все… И его убили. Может быть, сама старая рухлядь наняла кого-нибудь… Приревновала к Тинке. Все равно он, Родя, женился бы на Тинке, а не на этой Улитке!..