Ксения Васильева - Западня, или Исповедь девственницы

А теперь вроде бы и нет этого Сандрика, никто о нем не вспоминает — тоже хорошо, тоже нервы дергает».

Динар с наслаждением прихлебнул кофе и тепло взглянул на Наташу.

Она тоже смотрела на него, но старалась ни о чем не думать. Все, что он ей выложил сегодня с милой улыбкой — надо было как следует переварить. Конечно, хорошо, что задачи ее не содержат криминала, и это освободило ей душу. Но!.. Динару нельзя верить! Недаром она тогда так испугалась, когда он сказал о Сандрике и вел себя с ней, как хозяин с прислугой… Нет, все не так просто. Конечно, картины — тоже. Но вероятнее всего, это не самая главная его (или ИХ?) цель. Что-то там задумано еще, и может быть, она — приманка. Господи! Ну с кем же посоветоваться?!

Вот над этим она думала и думала и вдруг, хоть и сомневалась, остановилась на Аннелоре.

А Динар говорил о том, что в самое ближайшее время необходимо устроить прием, естественно, с приглашением барона.

— Но он не придет! — вырвалось у Наташи.

— Преотлично! — усмехнулся Динар. — Вот тут-то он поставит вас в неловкое положение: не прийти на официальное приглашение… Он должен будет как-то это сгладить, потому что вы уже не только мадам посол, но и его знакомая, приятельница его приемной дочери. Тут вам и карты в руки, милая моя Наташенька… Я засиделся, — вдруг сказал он и встал.

Наташа тоже встала, чтобы проводить его.

Он был ей отвратителен, когда был злым, гадким, темным, но сейчас, она поняла, он вдвойне гадок, когда скрылся за дымовой завесой… Волчья пасть!.. И пусть он не рассаживает цветочки! Она неделю-две будет думать, а все равно что-нибудь да откроет в этой истории с навязыванием дружбы старому барону, который никого не трогает, ничего уже не хочет — дожить бы свои, сколько отпущено, дни, в своем замке, со старым добрым Солом, и не знать, что творится в этом безумеющем день ото дня мире.

А Динар покидал Наташу в отменном состоянии духа и решил, что сегодня попозже надо будет чуть-чуть развлечься — позвать своего дружочка и поехать в свои апартаменты… К старушке Анне. А то он просто монахом становится с этими делами.

Они с дружочком замечательно провели ночь… Динар хохотал от души над глупеньким дружочком, но когда подошло время, со страстью признавался ему в любви и говорил, что такого лапочки у него еще не было…

А за стеной, сидя на стуле, поставленном на стол, всю эту мерзость, как она определила «ночные картинки», слушала Аннелоре, вывязывая узоры на кофте и поражаясь, как можно быть таким двоедушным! Ей было противно и вместе с тем интересно: ведь она никогда подобного не то что не слышала и не видела, но о таком даже не читала.

Наконец она осторожно слезла со стула, сняла его со стола. Любопытство она удовлетворила, а также узнала, что такое Динар. Ей стало ясно, что подобная личность ничего хорошего сделать не может, и не потому, резонно рассудила Анне, что он любит не женщин, а мужчин, а потому, что делает это грязно и как-то паскудно! Она же слышала, как он сначала посмеивался над этим мальчонкой, и подначивал его, и как бы издевался над ним, а потом, когда «приспичило», стал сюсюкать до отвращения. Двуличие — вот главное, что она узнала о Динаре. И этот человек чего-то хочет от Рихарда… Но чего? Рассказать Натали?.. А вдруг она заодно с ним? Откуда Анне знать?.. Она вспомнила Натали с ее остриженной головкой, светло-серыми грустными глазами, с ранними под ними морщинками — свидетельствами слез и горестей. Нет, не может эта милая девочка быть заодно с ним, тем более, что раньше Анне думала, что они с Динаром — любовники, а теперь… И перед тем как заснуть, Анне решила, что поговорит с Натали в самое ближайшее время.

На всю неделю Наташа целиком погрузилась в посольскую деятельность. Приезжали какие-то официальные лица, устраивались приемы, переговоры, заключались договоры.

Надо было думать, кого ставить на третьего секретаря — бывший серьезно заболел, и его отправили в Россию. Все это целиком поглотило Наташу. Она приезжала домой, не в силах ни о чем подумать, валилась спать, еле приняв душ, потому что сил не было. Куда-то они стали уходить, силы…

Только в субботу она вспомнила о Динаре, Анне, бароне и о том, что надо устраивать прием и приглашать барона. Это, как ни странно, ее порадовало, хотя она была почти уверена, что барон не придет, а вдруг?

Она наслаждалась утренним кофе, когда позвонила Аннелоре и очень тревожно, хотя и пыталась скрыть это, напросилась в гости, скорее — на разговор, очень важный… Наташе хотелось побыть одной, но тревога в голосе старой дамочки задела ее, и она пригласила Анне к себе.

И разговор состоялся.

Анне призналась, что Динар уплатил ей за услугу — по поводу знакомства Наташи с бароном, правда, сказав, что это — деньги вперед за квартиру.

— Какую? — с удивлением спросила Наташа.

— О, вы же не знаете! — всполошилась Аннелоре. — Он снимает у меня полдома, апартаменты. Для встреч… Он там встречается со своим… — Анне замялась, но нашла слово: — Партнером… молодым. — И рассказала о том, что пробила стену, что беспокоится за Рихарда, что совершенно не доверяет Динару, что вся в сумятице и не знает, что предпринять. Конечно, она будет подслушивать, хотя это и недостойно, но когда дело касается каких-то темных, неясных обстоятельств, тем более касающихся ее приемного отца… — Тут Анне замолкла, потому что запуталась и уже совершенно безнадежно сказала: — Вот с чем я пришла к вам, милая Натали, и хочу теперь, чтобы вы прояснили мне ситуацию с тем же доверием, с каким я пришла к вам.

Наташа молчала.

Она смотрела в маленькие голубые глазки стареющей дамочки и не могла ни на что решиться. Как быть? Как? Что делать? Расскажет она этой Аннелоре, они, как говорится, отобьются с бароном, плюнут на нее, закроет барон ворота своего замка… А она? Она останется один на один с Динаром. Но ведь она посол! Давний дипработник! Она должна быть умной и хитрой — а что она? Сидит, как клуша, и ничего не может решить.

Что-то, видимо, ощутила Аннелоре, потому что вдруг положила свою сухую лапку на руку Натали и сказала проникновенно:

— Вы боитесь, что я не «то», что я слуга Динара? Нет, моя дорогая, клянусь моим покойным любимым отцом, его памятью, его искусством… — Анне уже не знала, чем еще поклясться, чтобы сидящая напротив нее усталая и враз постаревшая женщина поверила ей. Она внезапно поняла все сомнения и терзания Наташи — ведь та из России! Из этой жуткой страны, бывшей во власти КГБ. Натали из этой страны! Как Анне забыла об этом! Страх и подозрение у нее в крови! И Анне сказала тихо и ласково, как ребенку:

— Верьте мне, Натали, верьте, прошу вас.

— Анне, я вам верю. Успокоитесь, ничего страшного нет. Наш с вами друг хочет получить от барона в дар или как-то еще наши, русские, картины и вещицы Фаберже. Только всего. Но задействовал меня, потому что эта миссия каждый раз проваливалась, и он решил, что я сумею подружиться с бароном через вас, и вы поможете. И в дальнейшем тоже… — Наташа замолчала, понимая, что врет Аннелоре так же, как врал ей Динар — она сейчас вдруг точно это поняла.