Юлия Снегова - Карнавал страсти

Вдруг Дмитрий понял, что он и представления не имеет о том, какой у Насти характер, что она любит, а что нет, чего она боится и о чем мечтает. А вдруг он этого так никогда и не узнает? Дмитрию стало страшно.

Дома Насти не оказалось, но все ее вещи были на месте.

— Может быть, ты пойдешь? — предложил Дмитрий, — зачем тебе тут торчать.

— Подожду, — коротко ответил Лева, — не хочу оставлять тебя одного. Лучше расскажи мне по порядку, как ты с ней познакомился и что ты о ней знаешь.

Часа полтора Настя бесцельно бродила по городу. Сначала от злости и обиды она вообще ничего не замечала вокруг. Огни машин, лица людей, белые шары фонарей — все это смешалось в беспорядочное, раздражающее мелькание. Потом Настя немного успокоилась и вновь обрела способность думать и воспринимать окружающее. Она пришла в себя на набережной канала Грибоедова около знаменитой церкви Спаса на Крови. Настя подошла к необыкновенно красивой садовой решетке, ее кованые цветы можно было часто увидеть на фотографиях городских достопримечательностей. Настя осторожно потрогала медный, с прозеленью лепесток и вздохнула.

«Надо научиться держать себя в руках, — подумала она, — нельзя приходить в ярость из-за какой-то ерунды, нельзя распускаться. В конце концов, раз я сама выбрала себе роль незамысловатой провинциальной дурочки, то, значит, должна ее играть до конца. Но не навсегда же. — Настя в задумчивости спустилась по ступеням к самой воде и села на темный прохладный камень. Поверхность канала казалась совершенно гладкой, похожей на туго натянутый шелк. Дунул легкий ветерок, и вода недовольно поморщилась. — Когда-то же я должна буду рассказать ему всю правду. И что будет тогда? Не знаю. По крайней мере, сейчас этого делать нельзя. Надо, чтобы наши отношения устоялись, чтобы Митя если не полюбил меня, то хотя бы по-настоящему привязался ко мне. Тогда ему уже будет неважно, кто я сама и кто мои родители».

Настя опустила пальцы в прохладную воду, потом резко поднялась и поспешила домой.

— Привет, — бодро заявила она с порога. Ее злость и обида почти улетучились, вернее, Настя прочно заперла их в самом отдаленном уголке своей души.

— Вернулась, — с облегчением произнес Дмитрий, — а я уже боялся… — тут он осекся, испугавшись своей излишней откровенности.

— Все в порядке, — произнесла Настя, — я решила, что лучше мне немного погулять, чем портить настроение незнакомым людям. Ты был прав, не надо было мне идти с тобой. Куда уж мне со свиным рылом, да в калашный ряд.

— Прекрати! — оборвал ее Дмитрий. — Ты могла бы вести себя более сдержанно. Совсем не обязательно строить из себя такую гордячку.

— А я ничего и не строила. Я просто поняла, что провоцирую Людмилу на некрасивые поступки, и решила уйти, чтобы не вводить ее в дальнейший соблазн.

— Что-то ты очень мудрено рассуждаешь, скажи уж просто — дала волю эмоциям.

— Тише, тише, — вмешался Лева, — так дело опять кончится скандалом. Настя, я хочу попросить у вас прощения за жену. Я подозреваю, что это климакс.

— Да она всегда у тебя такая была, — высказался Дмитрий, и Настя расхохоталась.

— Я очень надеюсь, что ее бессмысленная выходка не помешает нам стать хорошими друзьями, потому что я очень люблю Митю и всецело одобряю его выбор, — Лева церемонно поклонился Насте. Девушка еле сдерживала смех. — И как залог нашей будущей дружбы я хочу подарить вам это яблоко раздора, а именно книгу стихов Уильяма Блейка. Это мой любимый поэт, и я надеюсь, что вы тоже когда-нибудь полюбите его.

— А я давно его люблю, — ответила Настя и с улыбкой протянула за книгой руку.

Но Дмитрий опередил ее. Он сам выхватил книгу из рук Левы и уставился на Настю. Его взгляд выражал полнейшее недоумение.

— Ты любишь Блейка? — Настя кивнула. — Ты читаешь по-английски? — Настя снова кивнула. — Ну-ка прочти, — не допускающим возражения тоном приказал он девушке.

Настя могла бы как-нибудь отвертеться, но сейчас ей захотелось удивить Митю. Она быстро пролистала томик, нашла одно из своих любимых стихотворений и начала читать, выговаривая английские слова с безупречным оксфордским произношением.

И тут же безо всякой паузы прочитала то же самое в переводе Маршака:

Мужчины в молчаливом изумлении внимали Насте.

«Ревизор» Гоголя, — подумала девушка, — немая сцена».

Весь следующий день Людмила не находила себе места, а под вечер не выдержала и позвонила Жене. Когда-то они были приятельницами, потом их знакомство как-то угасло, скорее всего по причине все той же ревности. Только на этот раз Людмила ревновала не Леву к Жене, а Женю к миру деловых успехов. Люда была старше Жени и так и не сумела адаптироваться к переменам, происшедшим в стране. Она не смогла, да, собственно, даже и не пыталась найти себе работу в преуспевающей фирме или, на худой конец, зарабатывать доллары частными уроками. Люда продолжала целые дни просиживать в сумрачном подвале библиотечного фонда, копаясь в картотеке и кашляя от книжной пыли. Своим более удачливым знакомым она отчаянно завидовала, не решаясь, правда, в этом признаться даже себе самой. Общалась она теперь в основном с такими же, как она, стареющими и не слишком счастливыми женщинами, которые не могли себе даже позволить выпить чашку кофе в городе. Зато они гордо говорили про себя:

— Мы не поклоняемся доллару, этому идолу наших дней.

Люда не хотела приглашать Женю к себе домой, напрашиваться к ней в гости было бы некрасиво. Пришлось назначить ей встречу в кафе на Невском. Когда-то здесь был ресторан «Север», куда попасть можно было, лишь сунув деньги швейцару. Те времена давно прошли. На первом этаже устроили какую-то биржу, а на втором — небольшое кафе. Конечно, кофе здесь был ужасно дорогой, но зато только тут продавались удивительные, тающие во рту пирожные «буше», вкус которых напоминал Люде о далеком детстве.

Женщины заняли столик около окна. Люда специально уселась спиной к зеркальной стене. Вот уже года три она не могла без внутреннего содрогания смотреть на свое отражение в зеркале. Эта увядшая женщина с усталым и беспокойным взглядом совсем не была похожа на смешливую девушку с непослушными льняными волосами, какой Люда была когда-то. За бесконечными хлопотами она сама не заметила, как постарела.

— Что случилось? — спросила ее Женя после обмена несколькими дежурными фразами. В отличие от собеседницы Женя могла смело смотреть в лицо своему отражению. Загар всегда был ей к лицу, а синяя блузка из шелка-сырца, купленная на днях в модном бутике, выгодно подчеркивала холодную синеву ее глаз. За своей кожей Женя следила так тщательно, что могла бы выглядеть значительно моложе своих лет. Все портило холодное выражение лица и отчужденный взгляд.