Анастасия Орехова - Больше не уходи

Борис пожал плечами. Он смотрел на Валентину и не мог сообразить, почему от нее исходит такой холод. Хотя, с другой стороны, ее тоже можно было понять: они не виделись целых пятнадцать лет, что он знает о ней, о ее жизни и принципах? Она взрослый человек со своими представлениями о чувстве ответственности, в частности… Может, дочь в глубине души не может ему простить его уход?..

В любом случае он теперь обязан помочь ей устроиться в жизни, за этим он, собственно, и приехал в Москву. После показа в «Савойе» он поторопит ее с отъездом.

Борис вспомнил о Бланш, и сердце его заболело: он соскучился по ее чудесному телу, родному голосу и нежным рукам…

Думая о Бланш, Борис, конечно, вспомнил об Эмме, мысли о ней вызывали еще большее волнение: что она задумала, эта старая, хитрая карга? С одной стороны, он симпатизировал ей, ценя ее ум и умение держать окружающих в напряжении, но, с другой стороны, ему хотелось покоя и ясности. Зачем Эмма сказала про Германию? Что она там забыла?

Борис решил позвонить в Париж и поговорить с Бланш, которая, как они и уговаривались, должна была жить у Эммы в Булонском лесу.

Она открыла глаза и сразу же закрыла их, словно этим можно было облегчить боль… Голова просто раскалывалась.

— Тебе получше?

Кому принадлежал этот голос?

Она снова открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо Саши.

— Ты все-таки пришел? Ты простил меня?

— Ты, похоже, ничего не помнишь… Лера, ты же сама позвонила мне вчера вечером и попросила приехать… Разве не помнишь, как я вызывал «скорую», как тебя приводили в чувство в больнице?

Нет, Валентина ничего не помнила.

— Но ведь я, кажется, дома? — проговорила она неуверенно, с трудом поворачивая голову и осматриваясь. — Саша, я дома?

— Сейчас да…

— Который час?

— Половина десятого… Ты спала, тебе сделали укол, и ты уснула…

— А что со мной было?

— Тебя ударили по голове, а потом брызнули в лицо из баллончика с нервно-паралитическим газом… Здесь были люди из милиции уже после того, как я привез тебя из больницы, но ты крепко спала, и я сказал им, чтобы они приезжали попозже…

Вдруг она резко села на постели.

— Какое сегодня число?

— Третье октября… Почему тебя это волнует? Что случилось?

— А время? — она попыталась встать, но у нее закружилась голова, пришлось снова сесть. — Который час? Почему часы стоят?

— Они не стоят, Лера, ты уже спрашивала. Половина десятого…

— Саша, сегодня в «Савойе» в восемь должен был состояться показ моих моделей… Мне Костров дал тысячу долларов на вступительный взнос… Все пропало, ты понимаешь? Все пропало! — и Валентина разрыдалась. Сотрясаясь всем телом, она уткнулась в подушку и, казалось, не сможет остановиться… Плач перешел в истерику, Саша был вынужден взять ее за плечи и напоить водой…

— Успокойся… Ну нельзя же так… Возьми себя в руки… Не получилось один раз, получится в следующий…

— Пасечник! Пасечник все устроил, а Фабиан обещал мне контракт с «Максимом» в Париже… Все пропало, я ничего не понимаю… Кто мог ударить меня?

— А что, если это ограбление?

Валентина перестала плакать и кинулась в спальню. Послышался металлический звон, и она въехала в комнату, опираясь на кронштейн с болтавшими двумя плечиками.

— Знаешь, они украли мои платья… Все восемнадцать… А ведь я шила их ночами, потому что в свободное время работала на Ирму… Ирма… Это она, больше некому… Собирайся, поедем… Я думаю, они еще не закончили…

Взглянув на себя в зеркало (посеревшее лицо, ввалившиеся глаза с темными кругами под ними, искусанные губы), Валентина поняла, что никуда не поедет.

— Я не могу, — проговорила она дрогнувшим голосом, — но если я тебе действительно не безразлична, поезжай в «Савой», посмотри, что там происходит, найди Илью Пасечника и Фабиана и объясни им, в чем дело…

Саша, не до конца понимая, что от него требуют, отправился в «Савой».

Его туда не впустили. Тогда он попытался пройти через черный ход, но там оказалось заперто. Вернувшись к центральному входу, Саша заявил, что он из американского посольства и ему необходимо срочно переговорить с Пасечником или Фабианом. Человек в строгом темном костюме, стоявший за прозрачными дверями, услышав знакомые фамилии, тотчас впустил Сашу.

— Странно, что у вас нет пригласительного, — проговорил он, оценивая в то же время дорогой костюм Саши и усыпанный бриллиантами зажим для галстука.

В холле, устланном толстым ковром, было почти безлюдно. Из зала доносилась легкая джазовая музыка Оскара Питерсона…

Саша остановился в дверях, окидывая взглядом разряженных гостей, чье внимание было приковано к импровизированному подиуму. Сцена, плавно соединенная серебристым мостиком, продолжалась в зале, и по ней прохаживались грациозные, умопомрачительно-стройные манекенщицы в роскошных вечерних туалетах…

Саша обратился к метрдотелю с просьбой показать ему Пасечника или Фабиана.

— Они сидят за первым столиком, вот там, видите, рядом с женщиной в темно-красном платье…

Саша прошел туда и вдруг ему стало не по себе: он увидел Валерию. Она сидела к нему вполоборота и разговаривала с… Анной Невской! Здесь же сидел высокий блондин в белом шелковом костюме, пухленький маленький брюнет с красными щеками и лысоватый, приятной наружности мужчина лет пятидесяти во всем черном.

— Аня? — Саша, чуть тронув ее за плечо, хотел отозвать в сторону. Девушка, которую он сначала принял за Валерию, оказалась очень похожа на нее, но только издали.

Анна, удивленно вскинув брови, тут же взяла себя в руки:

— Родиков! Ты как здесь? У тебя тоже приглашение? Может, и Невский здесь?

— Нет. Ты не могла бы отойти со мной?

— Подожди минуточку… Сейчас выйдет Рита в черном платье… Это вообще шедевр…

На сцене показалась высокая шатенка в черном бархатном кринолине с белым стоячим воротником из жесткого кружева.

— Фабиан, поднимите же голову! — Анна ущипнула уснувшего за столиком итальянца. Тот откинулся на спинку стула и восхищенно зааплодировал, его поддержал весь зал… Затем он наклонился к девице, которая была как две капли воды похожа на Валентину, и поцеловал ей руку:

— Считайте, что контракт у вас в кармане, — заверил он по-русски и без акцента. И затем, уже обращаясь к господину в черном: — У вас очень, оч-чень талантливая дочь, мсье Захаров…

— Валентина, вам налить немного шампанского, а то вы совсем бледная? — это было сказано уже блондином в белом костюме.

Валентина, отхлебнув немного шампанского, громко икнула.

Анна поднялась из-за стола:

— Все, теперь я могу на минутку отлучиться…

В холле было свежо, за открытым окном шумел дождь…