Татьяна Успенская - Бунт женщин

Была ли она влюблена в моего отца? Она не знала. Увидела не блестящего, к какому привыкла за школьные годы, — небритого, жалкого. И именно его небритость и жалкость совершенно неожиданно добрались до самых чутких точек её доброты.

Её первая победа. Он встал и пошёл. Он очнулся.

Не признаваясь никому и прежде всего — самой себе, Валентина хотела быть актрисой.

Не то чтобы она играла каждую минуту своей жизни, нет, конечно, но ей нравилось засмеяться, когда хочется зареветь, начать учить уроки или мыть пол, когда хочется без сил повалиться на кровать…

По натуре робкая, готовая примириться с ситуацией, с обидой, она научила себя не примиряться.

«Почему вы несправедливо поставили ему (ей) «двойку»?» — Её трясло от страха — сейчас вызовут родителей, обвинят в наглости, а голос вскидывался гневом в защиту обиженного. Игра получалась сама собой и прежде всего с ней самой, с Валентиной. Игра рождала её другую, не знакомую ей самой, а потому — интересную.

Но сейчас победа принесла усталость.

Что за человек Климентий Григорьевич?

Блестящий математик. Мог решить мгновенно самую трудную задачу из вступительных программ. При них открывал нераспечатанные пакеты, выписанные им по почте из университетов разных городов. Учитель от Бога. Самых тупых выучивал и задачи решать, и запоминать формулы. Ни один его ученик не провалился в вуз по математике. Красавец. Девчонки школы повально влюблены в него: «Климушка велел», «Климушка решил», «Климушка — самый умный»… Все знают, Люша умерла от любви к Климушке. Вполне понятно.

Может, и она, Валентина, готова умереть из-за любви к нему…

Но, когда Сонюшка, глядя на Валентину прозрачными голубыми глазами, млея, с придыханием шептала, как он смотрел на неё и какой он необыкновенный, Валентина начинала издеваться над ним: «Ну и что в нём особенного? Рост? Длинных — полшколы. Глаза с поволокой? Вокруг зрачков — красные прожилки. Губы — красиво очерчены? Оглянись-ка, у многих губы красивые». На каждое Сонюшкино «ах» являлось «фи».

Сейчас она, беспомощная, висела на стуле, позабыв о Сонюшке и родителях. Как вести себя дальше?

Она безоглядно кинулась в спасатели. Но есть три «или».

Или пожертвовать собой ради Климушки и в самом деле посвятить ему свою жизнь?

Или не жертвовать собой, не рушить свою жизнь, свои планы и немедленно сбежать отсюда навсегда?

Или всё-таки сыграть роль спасателя? Простая игра: утешить… а там, когда он научится жить без жены, сбежать?

Но почему-то сегодня — на грани старой и новой жизни — актёрские гены не включались в игру.

Прийти на обед — значит не играть, значит остаться с ним навсегда и забыть о химии.

Не хочет она принести себя в жертву… никому.

Что делать?

Ангелина Сысоевна позвонила нам около десяти утра.

Инна уже давно убежала на работу, мы с мамой завтракали. Трубку взяла я.

— Климентий в школе. Валентина — сущий клад. — Ангелина Сысоевна передаёт подробно, что узнала от Валентины. — Он пригласил её к обеду, сказал, обед будет. Стройте свою жизнь, — закончила Ангелина Сысоевна.

Стою у телефона. В трубке гудки.

Иду в комнату — мама убирает койки. Жду, когда закончит. Поворачивается ко мне.

— Это Геля?

Передаю слово в слово её рассказ. Мама садится на застеленную койку и смотрит на меня.

Поедет отбивать отца?

— Он сам будет готовить обед?!

Ещё мгновение таращится мама на меня и — хохочет. Ходит по комнате — хохочет. Я никогда не видела маму хохочущей, она — тихая и смеётся очень редко, и смеётся тихо.

— Сам приготовит обед?! А я-то… столько лет… беспомощный в быту… останется голодный… жалела… обслуживала…

Слёзы слетают с ресниц.

— Не плачь, мама, он не стоит тебя, он…

— Я плачу?! От радости. Я свободна от него! Никогда не служи никому, доченька, никогда не жертвуй собой ни для кого… Никогда, слышишь? — повторяет она — заклинанием.

В этот второй день нашей новой жизни мы носимся по Городу, ищем мебельный, в котором разом можем купить всё, что нам нужно. Спасибо Ангелине за сохранённые деньги! С тахтами, столами, стульями и шкафами едем к нашей новой квартире. По комнатам и кухне ходим на цыпочках. Наше собственное жильё, моё и мамино. Никто никогда здесь не будет читать нам нотации, никто не будет здесь злопыхать и грозить убить, никто не будет ни в чём обвинять нас. Начало жизни. Я родилась в эту минуту, здесь, когда грузчики расставили по комнатам тахты и письменные столы, повесили в кухне шкафчики, когда мы с мамой сели за наш кухонный стол.

Солнечный свет чуть дрожит в нашей кухне, в нём рождаются мои первые «хочу»:

— Я хочу к морю. Я хочу в лес.

— Все «хочу» потом, сначала мы идём в ресторан.

— Дорого!

— Недорого. Осталось ещё много денег от тех, что дала Геля. Даже если бы я не поступила на работу, мы с тобой легко прожили бы три-четыре месяца.

— Как я поняла, ты одолжила Ангелине деньги, завещанные тебе матерью? Но почему Ангелина столько лет не возвращала?

— Так мы договорились, У неё они были сохраннее. Я транжира, — улыбается мама. — Мы с тобой вполне заслужили ресторан и праздник, сегодня начинаем новую жизнь.

Я мотаю головой:

— Не новую. Я вообще… начинаю жить сегодня.

Мама не говорит «Бедная моя!», не льёт надо мной слёз, она улыбается.

Мы трогаем блестящую, чуть розоватую поверхность стола, разглядываем весёлые шкафчики и тумбы. Кухня, большая, светлая, теперь главная наша комната.

— Сюда можно поставить телевизор к закрывать дверь, если кто-то один смотрит, а другой или спит, или занимается, правда?

— Правда, но сначала нам нужен холодильник, — говорит мама. — Ложки-плошки-кастрюли…

— Вилки, ножи, чашки, — подхватываю я. — Так что сначала?

— Сначала ресторан, ложки-плошки-кастрюли — завтра. У нас есть ещё целый день на обустройство. Сегодня ещё поночуем у Инны.

— Нет! Давай ночевать дома, — прошу я.

— В грязи? Надо же вымыть стены и полы! А приготовить еду не надо? А как мы здесь даже без чайника и без тарелок? Пожалуйста, потерпи один день, тем более вечер у нас занят.

— Чем?

— Помнишь, Руслана пригласила нас на встречу с главой женского движения?

— Мама, я не хочу. Я потому не хочу и у Инны ночевать. Я не хочу никаких движений, ни женских, ни мужских, я не могу видеть жал кой зависимости Инны от Русланы, я не хочу никаких отношений ни с кем.

Мама молчит, и вдруг я понимаю: ей необходим противовес, немедленно она должна что-то противопоставить всей прошлой жизни, почувствовать себя значимой.

— Но у тебя есть школа, дети… — поспешно говорю я. Хотя какие дети в июне? Они придут в школу первого сентября, сейчас долго никаких детей не будет! — Хорошо, я согласна.