Татьяна Успенская - Бунт женщин

Встать, выйти к родителям.

— Ты не спишь?

К ней в комнату входит отец. Она открывает глаза, и сразу Свет, наполнявший её, истекает в кончающийся июньский день.

Отец очень бледен, он садится на край её постели.

— Прости за то, что посмел осудить тебя. Бог наказал. Я просил у Него прощения, и, видишь, Он простил. Спасибо за ночь. Я слышал всё, я чувствовал исцеление.

Отец идёт из комнаты.

И Леонида встаёт.

Четыре года Семинарии, короткие встречи с родителями, когда табу наложено на темы, важные для неё, — средние века. Она начинает жить сейчас, потому что отец — с ней. Его выздоровление — знак свыше: женщина имеет право быть священником. И, если она не лжёт Богу и своему отцу-священнику, она может спать спокойно.

В этот вечер час за часом, день за днём Леонида провела родителей по годам Семинарии и по своим мукам.

— Почему ты не рассказывал мне никогда об отце Варфоломее? — спросила она.

Отец пожал плечами:

— Как-то не пришлось. Он сыграл в моей жизни большую роль, фактически мой единственный учитель.

— А ты встречался с отцом Варфоломеем после окончания Семинарии?

— Конечно. Раз в месяц, в два я обязательно езжу к нему.

— Он умирал, когда я приехала туда. Мне показалось или он был рядом с тобой?

— От уколов жар спал, и Кланя привела его в Храм, чтобы он услышал тебя. Он уверяет, что ты спасла его.

— Почему он ушёл из Православия?

— Не ушёл. Он пытается соединить Православие и Протестантизм.

— Как ты относишься к Протестантизму, к экуменизму и к тому, что делает отец Варфоломей?

Отец встал.

— Дай мне время разобраться и, может быть, победить консерватизм, — сказал он, уходя спать. — Мне надо хорошо подумать.

К отцу Варфоломею она поехала рано утром.

— Если бы я знал, что ты дочь Сергея! — встретил он её словами. — Как он?

— Хорошо. Что было бы? Не помогли бы мне? — Леонида рассказывает о ночи в больнице, об излечении отца, об их откровенном разговоре.

— Ну, слава Богу, услышал меня Господь, помог! Спасибо, Господи! — О. Варфоломей улыбается. — Господь дал тебе замечательного отца. Это любимый мой ученик!

— Тот, что — кроткий? — улыбнулась и Леонида.

— Кроткий, но в вере очень твёрдый.

О. Варфоломей бледен, худ. Но он готовится проводить службу.

— Сынок, чудо, — подходит к ней Кланя, когда о. Варфоломей уходит к людям. — Восстал наш батюшка из смерти. Как есть восстал. Спасибо, сынок. Вернул нам батюшку. — Кланя низко кланяется Леониде.

После службы они сидят за столом. Фиолетовые ободья зрачков. Над головой о. Варфоломея — край розового облачка.

— Мне давно уже пора к Господу, — говорит о. Варфоломей. — Я устал. Но не печалься обо мне. Доучись спокойно. Дождусь. Тебя Бог ко мне прислал, теперь знаю. Ты продолжишь моё дело. И тебе не нужно больше устраивать маскарад. Отпускай волосы, надевай юбку, начинай жить без лжи. Ты видишь, какие здесь люди. Заметила ли ты, что за последние годы чуть не вдвое увеличилось количество прихожан?! Мужчин много. Мы с тобой реализуем идею отца Владимира в жизнь! Мы с тобой будем первыми. Хочу успеть написать о нашем с тобой опыте…

Родители были дома, когда она вернулась.

Не успела после душа одеться, как позвонили в дверь.

— К тебе пришли, — зовёт её мать.

Входит Руслана. И, словно вчера расстались и сейчас начнут обсуждать завтрашнюю контрольную, говорит: «Привет».

— Привет, — машинально отвечает Леонида, идёт в кухню, Руслана — за ней.

— Обалдела? Ещё бы не обалдеть! Столько лет…

— Может, поесть хочешь? — спрашивает Леонида.

— Я всегда хочу есть, но у меня дела личные, хочу говорить вдвоём.

Мама тут же вышла из кухни.

Они уселись за стол, уставленный едой, и первые несколько минут Руслана ела. А отвалившись, развернулась к Леониде.

— Мне нужна твоя помощь. Я организовала женское движение в нашем городе, — сказала она и многозначительно уставилась на Леониду, ожидая вопроса: «Что это такое?» Леонида промолчала.

Интересно, верит Руслана в Бога или нет?

Активная, сильная. Почему в школе казалось, что она — склочная?

— Ты не слушаешь меня. Чего ты так напряглась? — Цепким взглядом Руслана трепала её лицо и тело, как собака — дичь. — Повторяю ещё раз: я организовала женское движение в нашем городе. Оно распадается на несколько разных сфер. Я хочу, чтобы ты помогала спасать женщин. — Леонида вздрогнула. — Мелиса на допросе сказала, что спасала некрасивых от одиночества, — Руслана осклабилась. — Ты ведь была её любимицей. Не бойся, тебя никуда не привлекут, это только я всё вижу: как ты смотрела на Мелису, как она — на тебя. Даже приблизительно знаю, когда ты с ней… — Руслана хохотнула. — Ты всегда была молчальница. Прости, на лекции твоего отца не ходила принципиально. Терпеть не могу агитации и пропаганды. Не дура же я, чтобы верить во все эти сказки: Боженька на небе, ангелы машут крылышками, ад, рай, — Руслана смеётся. — В Космосе летали космонавты, никакого Боженьку там не нашли и ангелов с крылышками не увидели. Научные исследования провели, не обнаружили ни ангелов, ни Бога. — Руслана снова хохотнула. — Так будешь помогать мне?

Какое счастье, что Руслана не была и не будет её подругой!

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, намёков твоих не понимаю, — спокойно сказала Леонида. — Единственное, что я могу: выручить с транспортом. Отец подарил мне свою машину. Старенькая, конечно, но ездит. Кого куда привезти, отвезти, можешь рассчитывать на меня.

Леонида ведёт машину мягко. Смотрит на меня в зеркало. Не сводит с меня своего взгляда.

Что тут происходит? Придвигаюсь к девочке. Но взгляд Леониды следует за мной.

Она не видит дорогу. Разобьёт нас сейчас!

Инна и девочки смотрят в окно.

— Мама, какой круглый дом! Смотри, башенка. Там тоже живут?

Детский голос. Леонида смотрит на меня.

Наконец мы приехали.

Мама ещё не ушла на работу. Накрыт стол. Цветы, фрукты, сласти…

Зина хватает со стола веточку с двумя черешнями.

— Пойдём-ка со мной, помоем руки, и будешь есть всё, что захочешь! — поёт моя мама.

Леонида подходит ко мне.

— Нам надо поговорить, нам очень надо поговорить, — улыбается мне она. — Вы можете мне помочь.

— Помочь? Я? Слушаю вас.

— Мама, посмотри, кукла…

Инна качает Тусю и напевает ей песню.

Кукла виснет в руках Зины бутафорией, и всё вокруг — декорация.

— Садитесь, пожалуйста. Инночка, вот сюда сажай девочек.

— Слушаю. — Слово повисло, как кукла, на гвозде из воздуха.

— Леонида, проходите, пожалуйста, к столу.

— Спасибо, я спешу, я должна идти.

Леонида смотрит на меня.

— Садись сюда, доченька. — Мама за руку вытягивает меня из её взгляда, ставит на стол торт из мороженого. — Смотрите, девочки, я вам приготовила сюрприз!