Алина Ржевская - Позволяю любить

Голос Ани уже почти срывался на крик.

— Вот, пожалуйста! — Сергей откровенно торжествовал. — И кто из нас первый затевает скандал?

Редкая удача! Ему удалось уличить ее в том, в чем она же обычно его и уличала в их частых прежних ссорах.

— Согласна, — сказала Аня. — Я сегодня первая. Но это ничего не меняет. Что тебе от меня нужно? Зачем приехал?

— Поговорить.

— Ты уже второй за сегодняшний день, кто хочет со мной поговорить!

— Кто первый?

Она только сейчас сообразила, что сболтнула лишнего.

— Не важно, — уклонилась Аня от ответа.

— Ты что, провоцируешь меня на ревность?

— Нет. Я провоцирую тебя на понимание такого очевиднейшего факта, как отсутствие симпатии с моей стороны к твоей персоне. Что, не очень внятно выразилась? Сережа, пойми, ты зря приехал.

— Значит, я не смогу с тобой поговорить?

— Нет. А впрочем, ты добрых десять минут уже разговариваешь со мной. Как бы мне поднапрячься и понять, о чем именно?

— А я не понимаю, почему ты меня избегаешь. Ведь ты любишь меня — я точно это знаю! Мы даже ругаемся только потому, что оба любим. И я, и ты… если б не любили, нам все было бы безразлично.

Он замолчал, явно ожидая положительной ответной реакции.

— Дальше-то что? — Аня до последнего старалась продемонстрировать ему крайнюю степень безразличия. Естественно, чем старательнее она подходила к этому простому в общем-то делу, тем хуже у нее выходило. Нервы ни к черту.

— Может, все-таки зайдем домой и там спокойно все обсудим? — предложил Сергей более чем миролюбиво. — А то уже все соседи в окна выглядывают.

— Пусть смотрят. Когда еще им бесплатный спектакль покажут? Тем более что мы с тобой только что вступили в последний акт.

Анна заглянула ему в глаза, она прекрасно знала: он с огромным трудом выдерживал такой ее взгляд. Она умела так посмотреть — пронзительно, с укором, прожигая насквозь.

— Хочешь все вернуть? — Голос у Ани стал вкрадчивым. Не к добру.

— Да, — ответил он с нарастающим подозрением в голосе.

— Прямо-таки все-все-все?

Он с опаской кивнул, все еще не понимая, к чему она клонит.

— Тогда верни мне моего ребенка! — выпалила она ему в лицо.

Сергей не нашел что ответить.

— Ага! Не можешь?

Уже не дожидаясь никакого ответа, Аня решительно обошла его и скрылась в подъезде. Дверь щелкнула.

Сергей вспомнил, что она сменила кодовый замок.

Аня, сама того не подозревая, била по больному месту. А кабы знала — ударяла бы чаще.

Сергей испытывал вину. С недавних пор в нем замкнуло что-то, и сообщи он это Ане, она ни за что бы не поверила — только в лицо бы ему расхохоталась. А ведь было поначалу так, что все произошедшее казалось некоторой досадной мелочью, неуместным и малозначительным пустячком. Куда там — он даже считал виноватой саму Аню. Договаривались же с ней когда-то — ни-ка-ких детей!

И она, что характерно, не возражала.

И вдруг — на тебе! Беременна! Все бабы такие! До свадьбы белые и пушистые, а как добьются своего — ноготки выпускают…

Самое главное — как это у нее получилось? Он же страховался. Потому и первая мысль, промелькнувшая в раздосадованном мозгу: нетушки, не от меня. Анька — в слезы! Да как, говорит, ты мог так обо мне подумать?! А как прикажете? Не может этот ребенок быть от него! Сергей — не маленький мальчик, слава Богу, в курсе, откуда берутся дети!..

Аня обиделась. И ушла.

Но он любил ее, хотел так, что готов был даже простить эту дурацкую измену. Так и заявил ей в ультимативной форме: избавься от этого «не нашего» ребенка, и все снова будет по-прежнему. Логично? Логично. Не растить же ему, в самом деле, какого-то чужого байбака, тем более что даже своего, собственного, Сергей не хотел!

Тут Аня вообще оскорбилась. И тогда на сторону Сергея неожиданно встала теща.

Впервые ее мать горой стояла за него, хотя прежде всегда была против. А тут — такое!.. Короче, она уговорила Аню вернуться к мужу, вопрос же о ребенке оставила на усмотрение Ани. Та все так же категорически отказывалась от аборта.

А потом… Потом — они ругались каждый день. Естественно, из-за «байбака». Жизнь превращалась в кошмар. Аня уже ничего не хотела, кроме одного: чтобы все оставили ее в покое. Ее и ее ребенка. От Сергея ей было ничего не нужно, в какой-то момент он даже стал ей органически неприятен. Она не желала с ним есть, спать, даже в одной машине ездить.

Однажды все-таки поехала.

Это называется: занесло. Сергей совершенно не успел среагировать, ни педаль нажать, ни руль крутануть, как они уже перевернулись. Никто, к счастью, не пострадал, да и машину только лишь слегка помяло. А вот у Ани, то ли от испуга, то ли от какого-то не замеченного ею микроскопического удара, началось сильное кровотечение. Она потеряла малыша.

Сергей полагал, что ситуация разрешилась сама собой, естественным, можно сказать, манером. Но Аня собрала вещи и захлопнула за собой дверь. После был развод, потом — раздел имущества. Пять лет семейной жизни она легко бросила псу под хвост.

Пожалуй, только с того случая Сергей стал замечать за собой, что мысленно называет потерянного ребенка своим. Убежденность Ани в том, что ребенок зачат именно от Сергея, оказалась заразительна. Иногда он испуганно думал: а вдруг она права, и бэби на самом деле… не-ет!

Нет!

Это «вдруг» стало его преследовать. А он, как ни отмахивался, не мог ничего поделать, хотя… ребенка-то больше нет, ничего уже все равно не исправить, однако отчаянная уверенность Ани в его вине успела сделать свое черное дело: Сергей и сам заразился комплексом вины.

Да-да, он чувствовал себя виноватым! Кто был за рулем в момент аварии? Он! Надо было на дорогу смотреть, а не с Анькой ругаться. Гиблое дело — с, ней ругаться. Даже спорить с ней без толку — все равно она так повернет разговор, что он окажется в дураках.

Но и промолчать невозможно. Она, стерва, кого угодно доведет до белого каления…

…Аня подглядывала за Сергеем в окно, укрывшись за занавеской, видела, как он садился в машину, как развернулся, как медленно отъехал и скрылся, мигая желтым фонарем, за поворотом. Она привыкла подсматривать за его отъездами, всегда так делала с тех времен, когда еще они жили вместе. Раньше при этом испытывала тоску. Но сейчас уже не было ни тоски, ни боли, ни сожаления — только усталость и опустошенность.

И еще — злость. Зачем он мучает ее? Почему не оставит в покое? Когда до его тугих мозгов дойдет, что пути назад больше не существует — он сам пожег за собой все мосты…

И кто из них всегда начинает ссору? С каких слов он там начал, «моя девочка»? Ишь ты, каков! Не твоя! И не девочка! Давно уже…

Им никогда не помириться. Да и была ли вообще хоть какая-то возможность для примирения?..