Алина Ржевская - Позволяю любить

Антон узнал эти подробности благодаря девчоночьей привычке вести всякие тетрадки, дневники и анкетки. Бессмысленное занятие, с его точки зрения. И эту самую точку зрения он быстро поменял, когда однажды в руки к нему попал такой вот опросник. Елки зеленые, Катюхин! На столе лежал, его уже все девчонки заполнили.

Антона совершенно не интересовали записи всяких там Танек, Ирок и еще десятка разных, зачастую неизвестных ему девчонок. Глубоко фиолетово! Потому что самые первые странички оказались заполнены Катиной сестрой, Аней!!!

Правильно, кому еще Катя первой даст свой опросник? Конечно, сестре.

Почерк у нее слегка неразборчивый, стремительный, летящий. То ли торопилась, потому что было некогда, то ли рука не поспевала за мыслями.

В общем, Антон украл этот опросник…

Толком Антон даже не знал, что бы он стал делать, если бы Аня вдруг согласилась на его ухаживания. Господи, да он представить не мог подобных отношений! Столько раз мысленно представлял, как делает ей признание, говорит слова о любви, — тем не менее в мыслях его и в мечтах Аня всегда в ответ молчала, не говорила ни «да», ни «нет».

А что было бы, скажи она заветное «да»?

Разумеется, он бы обрадовался. Сошел бы с ума от счастья. Но дальше его мысли не заходили. Антон прекрасно понимал, что она уже взрослая, имеет сексуальный опыт (замужем все-таки была!), что с ней следует вести себя не иначе как по-взрослому и любовные отношения строить так же, как и у взрослых.

Значит, должен быть секс.

И это ужасно!

О сексе Антон имел представление весьма смутное. Не однажды ему доводилось видеть интимные сцены по телевизору, но дальше поцелуев и романтических объятий, в которые сплетались полуобнаженные тела, дело там не заходило.

Конечно, он смотрел по видику порно. То, что происходило в этих фильмах, резко отличалось от трогательных моментов «детского» кино. Но Антон понимал, что применять эти картинки по отношению к Ане невозможно — слишком уж пошло все, грубо и вульгарно. Аня не такая. Это с проститутками, падшими женщинами можно так обращаться, но только не с ней.

Между тем природа требовала свое: любая мысль об Ане, будь она проникнута юношеским эротизмом, вызывала гнетущее напряжение внизу живота, сладостную истому, тянущую боль и еще что-то, обычным словами неописуемое.

В то же время весь сексуальный опыт Антона сводился, к сожалению, к одному-единственному случаю…

…Соседка, молодая девица лет двадцати, — рыжая бестия, как называла ее мать Антона, недобро глядя ей в спину всякий раз, когда та проходила мимо.

В домашнем халатике она стояла на лестничной площадке, когда Антон открыл ей дверь.

— Соли взаймы не будет? — спросила она и протянула небольшую деревянную солонку с незатейливым узором. Аляповатый ягодно-земляничный каприз на пузатых боках.

Антон отступил, пропуская ее в квартиру.

— Да, — пробормотал он, отчего-то опуская очи долу. — Сейчас…

Шелковая ткань, туго натянутая на огромной груди, казалось, вот-вот лопнет, не выдержав такой тяжести.

— А ты ничего, — сладострастно прошептала вдруг она, когда он пошел на кухню за солью. — Красивенький мальчик…

Антон ничего на это не сказал, только сердце почему-то стало стучать в горле.

— Я видела, как твои родители уехали на дачу, — прокричала она из коридора.

Антон вернулся, принес соль. И тут…

Пальцы сами непроизвольно разжались. Девушка развязала поясок и распахнула халатик. Под ним ничего не было. Абсолютно ничего, кроме тела! Тяжелые груди с торчащими темными кружками сосков, мягкий круглый живот, рыжие кудряшки внизу… Она так и стояла перед ним, широко расставив ноги; лицо ее собралось в одну порочную хищную маску. Одной рукой она ерошила свои волосы, заколка щелкнула, отлетела куда-то на пол, огненно-рыжая прядь рассыпалась по красивым плечам.

Соседка сделала неуловимое движение, и халат, соскользнув с плеч, устремился вниз, наверное, вслед за заколкой. Молочно-белая кожа резко контрастировала с ее рыжими волосами.

Антон облизнул пересохшие губы. Она хихикнула.

— Ну вот. Соль рассыпана. К ссоре, — сказала соседка и, завидев недоумение в его глазах, охотно пояснила: — Ну, это примета такая. Родители, наверное, такого нехорошего мальчика поругают?

Он отрицательно мотнул головой.

— Иди ко мне, сладкий, — фальшиво протянула она, распахивая руки и делая шаг навстречу. — А ты небось девственник? Да? Не бойся, я тебя научу…

И вцепилась в Антона мертвой хваткой.

Он не вырывался. Ее руки шарили по его телу, бесстыдно залезали к нему под одежду. Они были мягкими, эти бессовестные руки, теплыми и настойчивыми, а сама она — гибкая и невероятно сильная. Девушка просто обвивала его, стелилась по его телу, словно змея. Ласки оказались жадными и тошнотворно сладкими, они буквально оглушили его.

Антон чувствовал, что ее пальцы расстегивают ему ширинку, стягивают с него брюки. Он не двигался, весь оцепенел и замер, ни капли не соображая, что с ним происходит, совершенно не зная, что ему надо делать и вообще — как реагировать. Оказывается, его тело жило своей, отдельной от него жизнью, а он будто наблюдал за всем происходящим со стороны.

Соседка припала к нему губами, ее поцелуи — мамочка! — опускались все ниже и ниже. Вот она ласкает губами шею, потом грудь, следом — живот… Господи, она уже вбирает в себя его мужской орган, всю его восставшую плоть, разбухшую от таких страстных ласк.

Ее прикосновения обжигали, раздирали его на части неведомыми ранее ощущениями. Антон задыхался. А рот ее всасывал его и зажимал губами, стремясь совладать с его дрожью. Неведомое острое чувство выплескивалось из него сумасшедшими толчками, а она вновь набрасывалась, язык ее опять принимался блуждать по нему, пальцы теребили плоть, заставляя снова и снова наливаться непонятной тяжестью, сладострастной болью, распирающей, поднимающейся вверх, подкатывающей тошнотой и головокружением… Пряди ее волос обволакивали ему лицо, он задыхался и сквозь это туманное состояние наблюдал, как ее собственное лицо искажалось страдательной гримасой. Соседка всем своим естеством терлась о тело Антона, стонала, рычала, временами даже завывала, и это порой откровенно пугало Антона… Он забывал о своих страхах только тогда, когда его пальцы — ее, правда, настойчивыми стараниями! — нащупывали в ней что-то скользкое и влажное, липкое и шелковистое… Черт возьми, ему попалась ненасытная и неутомимая партнерша!..

Когда соседка ушла, у Антона почему-то осталось ощущение брезгливости. Нет, не так должно все происходить, размышлял он оцепенело. Не так. То, что было в этой квартире (не забыть бы прибраться!), похоже на сцены из плохого порнофильма…