Ольга Тартынская - Верь мне и жди

Тут я обнаружила тропку, ведущую от деревни к озеру, и вышла к мосткам. Здесь было пустынно, мостки заросли мхом, но чуть поодаль я увидела вполне сносный спуск к воде. Оглядевшись по сторонам, стала раздеваться. Было очень неуютно в незнакомом месте. Все время преследовало чувство, что кто-то на меня смотрит. Я с опаской положила вещи под куст и вошла в воду. Опять почудилось в кустах шуршание. Я поплыла, замирая от страха. Было еще светло как днем, хотя солнце уже закатилось. Поплавав и немного успокоившись, я вышла на берег, чтобы помыться с мылом. Среди деревьев что-то мелькнуло, и я, подхватив вещи, спряталась под куст, еле живая от страха. Тут уж было не до мытья. Я быстро натянула одежду на мокрое тело и понеслась в деревню. И опять спиной чувствовала чей-то взгляд.

Дома в вечернем свете казались зловещими, темными.

— Молока хочешь? — раздалось рядом, и я вскрикнула от неожиданности.

— Как вы меня напугали! — еле выговорила я.

— А чего меня пугаться? — невозмутимо проговорила знакомая мне женщина с подойником. — Так налить парного молочка?

— Да, спасибо, — пробормотала я.

Женщина принесла кружку и наполнила ее до краев. Молоко было сладкое, вкусное.

— Сколько я вам должна?

— Да нисколько! — махнула она рукой. — Если что, приходи, я здесь живу. Валей меня зовут.

Она направилась к крыльцу соседнего дома.

— Скажите, а в деревне есть еще кто-нибудь?

— Есть. Работники у нашего хозяина. — Она кивнула в сторону усадьбы. — Подбирает бездомных пьяниц, они у него живут. По первости-то воровали, да он настращал так, что теперь боятся.

— А хозяин сам где? — полюбопытствовала я.

— В Вологде. Ты ночью-то не ходи, мало ли что.

Она кивнула и пошла к себе. Не могу сказать, что мне стало спокойнее после этой беседы. Я пожалела, что ушла из лагеря, а теперь возвращаться уже было страшно. Войдя в дом, я обнаружила, что нечем зажечь лампу. К Вале идти не рискнула. Закрыв дверь изнутри на задвижку, я проверила, все ли окна целы. Одно окно, прямо возле кровати, оказалось наполовину разбитым и прикрывалось деревянной доской. «Надо лечь и уснуть поскорее, чтобы не было страшно», — подумала я и попробовала устроиться на застеленной кровати. От матраса и подушки пахло сыростью и затхлостью. Я нашла в комоде какое-то покрывало, накрылась им с головой.

Однако сон никак не шел. Казалось бы, я почти не спала прошлую ночь, устала от непривычной ходьбы (все тело просто ломило!), надышалась свежим воздухом, но почему не засыпаю? Я лежала и думала о тебе, о ней , о Мирославе. Вместо сна какое-то отупение. Захотелось в туалет, но для этого надо было идти на улицу. Я терпела, пока могла, потом встала и пошла. Ночь была светлая, я выбралась на улицу и присела.

— Кажется, здесь, — вдруг прошептал кто-то совсем рядом, и я вовремя закрыла рот руками, чтобы не закричать.

— Надо у Вальки спросить. — Это уже другой голос.

— Жди, скажет она! — Третий!

С громко бьющимся сердцем я замерла на месте.

— Да пойдем спросим!

Я услышала шуршание и удаляющиеся шаги. Кажется, все ушли. Не чувствуя под собой ног, я взлетела на крыльцо и закрыла за собой дверь. Постояла, переводя дух и прислушиваясь. Мое убежище показалось мне слишком хрупким, ненадежным. Залезть на чердак? Я направилась к чердачной лестнице, но тут по лицу меня что-то мазнуло и пронесся легкий ветерок. Летучая мышь! Я затряслась от ужаса и не нашла ничего лучшего, как нырнуть под покрывало и там затаиться. Я чувствовала себя одинокой во всей вселенной и абсолютно беззащитной.

Ну почему со мной так, думала я, глотая слезы. Почему я трясусь от страха в заброшенном доме, а ты наслаждаешься жизнью со своей юной красавицей? Да, я сама себя наказала. Пусть бы ничего не знала! Ждала бы тебя дома и думала о хорошем. Захотела все знать и видеть ? Вот и получай!

А может, между вами и нет ничего? Так, увлечение, родство душ, обоюдное восхищение талантом? Ну бывает же всякое! Хотелось, как хотелось в это верить! Все, еду завтра домой и жду. Жду тебя и делаю вид, что ничего не происходит. Если уж ты сам решишь меня прогнать, ну что ж… Я плакала, забыв об опасности, и незаметно для себя уснула.

Проснулась от стука в дверь. Долго не могла понять, где я. Стук повторился. Я вскочила, расправила юбку, пригладила волосы и открыла задвижку. На пороге стояла Валя.

— Жива? А я уж было испугалась. Идем чай пить.

— Который час? — спросила я, еще не осознав происходящее.

— Да уж одиннадцать.

Она повернулась и пошла к своему дому, я послушно зашагала следом. Мы пили чай с пышными оладьями и дешевыми конфетами, я ничего вкуснее этого не едала! Валя рассказала, как среди ночи ее разбудили работники и велели показать дом, где спала я.

— Зачем? — запоздало испугалась я.

— В гости рвались.

— Ночью?

— Так им, пьяным, что день, что ночь. Наверное, хотели добавиться, а нечем было. Вот и решили тебя потрясти. Они всегда так. Как кто свежий появляется, скорее попрошайничать. В лагере-то не разживешься, там не пьют. А тебя они днем на озере приметили.

Да-а… Валя подлила мне чаю, я поблагодарила. Кажется, голова прояснилась, пора домой.

— Как мне уехать отсюда в Вологду? — спросила я.

Валя сунула в рот карамельку, подумав, ответила:

— Да никак. Надо идти в Колоколушу, там искать, кому по дороге.

Я поднялась с табуретки, собираясь уходить. Валя посмотрела на меня с сочувствием и вдруг спросила:

— Не зря, значит, приезжала?

— В каком смысле? — растерялась я.

— Да меня можешь не стесняться. Много тут вас, горемычных, побывало.

— Я не понимаю…

Валя стянула с волос белую косынку.

— А что тут понимать? Искала своего небось? Эти кобели каждое лето здесь оргии устраивают. Все неженатые, все свободные, девок сманивают. А там, глядишь, то одна баба приедет за своим муженьком, то другая… — И спросила: — Нашла ли?

— Нашла, — горько вздохнув, призналась я. — Только не хочу мешать ему, уеду.

Слезы сами собой полились так некстати.

— Я б им всем обрезание сделала! — ругнулась Валя. — Полное обрезание!

— А вы не замужем? — спросила я, утирая слезы.

Валя опустила руки и тихо сказала:

— Была. Погиб в Афганистане в восемьдесят первом. И погулять не успел, только поженились. Да что уж, давно это было.

Она отошла к печке, погремела чугунками.

— Будешь разводиться? — спросила немного погодя.

— Не знаю, — честно ответила я.

— Дурак он, коль от такой жены гуляет. Ты прости его, непутевого. И… люби, пока живой…

Я подошла к ней, обняла и поцеловала. Она посмотрела на меня и молча перекрестила. Я ушла к себе.

Принесла воду из колодца, умылась, почистила зубы. Подкрасилась, переоделась, причесалась, заколола волосы шпильками, собрала сумку и направилась в «Святояр». Другого пути в Колоколушу я не знала. Сумка значительно затрудняла движение. Я часто останавливалась отдохнуть, посидеть на пеньке или упавшем дереве. В лагерь явилась, когда звонили к обеду. Есть не хотелось, но я решила отыскать Мирослава, чтобы попрощаться. Под навесом его не было. Пришлось вспоминать, где висит знак «стоп». Это оказалось мне не по силам. С сумкой, растерянная, я, наверное, глупо выглядела среди беззаботных полуобнаженных людей.