Ирина Гончарова - Счастье взаимной любви

— Не двигайся, — прошептала она ему на ухо.

От острейшего, лихорадочного желания Аня плохо соображала и меньше всего обращала внимания на вновь вспыхнувшие за палаткой крики. Она стянула с бедер кожаную юбку, сорвала с плеч кофточку.

— Черт меня дери! — дрогнувшим голосом произнес Виктор. — Слишком много для меня в этот день…

— Не дай Бог, он будет последним.

Она протиснулась под него и обхватила его шею руками. Через несколько секунд полог палатки показался ей пронзительно голубым, как солнечное июльское небо. Аня тихо вскрикнула.

Она даже понять не могла, долго ли это продолжалось, но когда они мягко расцепились, Аня ощутила безмерную, но спокойную усталость, от которой не могла двинуть ни рукой, ни ногой.

Они лежали молча, а вокруг, за палаткой, словно прислушиваясь к ним, все тоже стало стихать. Кроме негромкой музыки, не было слышно ничего.

— Выпьешь?

— Ага.

Он протянул руку, взял бутылку, облизал горлышко и осторожно поднес к ее губам. Аня сделала несколько глотков, красное вино потекло по ее шее и груди, а он слизывал, сцеловывал его с гладкой кожи.

— У тебя ведь женское сердце, — хихикнула Аня. — Как же ты оказался в этом бардаке?

— Это не бардак, Аня. Можно сказать, что сегодня делается история, только неизвестно какая. — Она почувствовала, как его тело затряслось от еле сдерживаемого смеха. — И я делаю эту историю, скажем прямо, очень многопланово! Тут тебе война и любовь! Но мы запомним этот день на всю жизнь. Как начнут вспоминать нынешние события, так и…

— Никто их не будет вспоминать. Черт с ними!

— По-своему ты права… Ты стала еще красивей… Только скажи, ты сейчас со мной так, как будто я — Олег? Не обижайся, конечно, я не хочу ничего сказать…

— Олег? А кто это такой? — помолчав, спросила она.

— Не надо, Аня. Ты прекрасно помнишь, кто такой Олег.

— Нет, Витя. Не помню. Даже не ненавижу. В памяти пустота. Не могу представить, как он выглядит, какой у него голос. У меня на него и обиды-то нет. Ничего нет, зачем мне врать?

— Ты даже не хочешь знать, как и что с ним?

— Нет. Не хочу.

Виктор сел, поставил между ног бутылку и сказал монотонно:

— Его убили. Зарезали. Без всякой особой причины. По пьянке. В мелкой воровской компании. Дешевые рэкетиры на рынке в Питерс…

— Земля ему пухом.

— И я никак не могу понять, — с болью произнес Виктор, — почему человек с такими большими задатками, столь одаренный от природы, жил так мелко?

— А ты, Витя?

— Я?.. Стараюсь быть на острие времени. И ты тоже на этом острие, хотя думаешь, что стоишь в стороне. Мы еще поговорим с тобой о многих вещах. Есть одно дело, которое сейчас не ко времени… Не обижайся, я был бы здесь с тобой хоть до последнего утра моей жизни, но…

— Я не буду обижаться. Тебе надо бежать под танки… Беги. Но я хочу, чтобы ты вернулся.

Ей вдруг показалось, что она говорит совсем не то, получается нечто многозначительное и серьезное, а на такие слова она и права-то никакого не имеет, во всяком случае, по отношению к Виктору. Случайная встреча, секунда в стремительном полете Времени, не более того. И она сказала торопливо:

— Я к тебе не пристаю, ты не подумай. У тебя, наверное, есть девушка, своя компания, а что я?

— Я знаю, ЧТО и КТО ты. Я про тебя знаю больше, чем ты сама про себя. Но у нас будет время обсудить эти проблемы. А теперь иди отсюда домой. Очень прошу. Я не хочу, чтоб ты здесь торчала.

— Но ты сам — здесь?

— Это моя жизнь. А тебе не нужно находиться здесь. Данное не означает, что кто-то герой, а кто-то равнодушный трус. Просто у каждого своя дорога. Запомнишь мой телефон? Записать нечем.

— Запомню.

Он продиктовал номер телефона, и Аня его трижды повторила.

— К утру все кончится, так или иначе. Звони мне завтра весь день. Буду ждать. Вечером обязательно увидимся. Нам надо увидеться.

— Я буду звонить каждые полчаса.

— Сартаков! — надрывно закричал кто-то снаружи, и он приподнялся.

— Ну вот, это уже за мной.

— Иди. Я найду дорогу.

— Обязательно уходи! — сказал он поспешно. — По набережной иди. Ну, до завтра.

Он поцеловал ее в губы и исчез.

Аня неторопливо оделась и, не выходя из палатки, выкурила сигарету. На сердце у нее было тихо и тепло, она решила, что неважно, был ли это скоротечный случайный момент в жизни или начало чего-то большего, но хорошо, что так произошло. Многим не достается даже такого.

Когда она вышла из палатки, на площади перед Белым домом суматохи и грохота стало поменьше, но чувствовалось общее нервное напряжение. В нескольких местах она приметила лоточников, бесплатно раздающих бутерброды и всякие напитки. Пьяных заметно не было, а возбужденная молодежь была взвинчена и без спиртного. Каждый, кто пришел сюда, встречал эту ночь по-своему.

Приземистый парень подскочил к Ане и сказал весело:

— Сартаков просил, чтобы вы повторили его телефон!

Аня повторила.

— Правильно! А потом он велел вас отсюда прогнать! Считайте, что я это сделал!

Аня кивнула, отвернулась и пошла к набережной.

Корову — Богданову она узнала сразу. За минувшие годы она еще больше раздалась в бедрах, а объем ее груди превзошел все нормы приличия. Она стояла в группе парней около раскладного столика и с ловкостью заправской буфетчицы раздавала бутерброды с колбасой и сыром.

Аня зашла сбоку и окликнула ее:

— Привет, Корова!

Богданова не оглянулась, ее давно уже, видно, так не называли, и от школьного прозвища она отвыкла.

— Богданова!

Она наконец обернулась и охнула:

— Плотникова?! А ты-то как здесь?

— А где я должна быть?

Они стояли друг против друга и никакой радости от встречи не испытывали. Чувство давней неприязни холодной волной возвращалось из прошлого. Старое не забылось.

— Я не знаю, где тебе быть, в бардаке, наверное, но не здесь же! — презрительно засмеялась Богданова.

— А я так… гуляю, — беспечно повела бедрами Аня. — Ты ведь лютой комсомолкой была, Корова! А тут, как я понимаю, компания другая.

Богданова отошла от столика и нахмурилась.

— Во-первых, я давно не «корова». Это для тебя время не двигается, как шлюхой была, так ею и осталась. Мальчиков здесь кадришь?

— Правильно, — согласилась Аня. — Только что натрахалась в палатке по самые уши. А что, комсомол развалился? Или тебе по рангу кадровой проститутки все равно под какими лозунгами бегать, какие идеалы-одеялы защищать?

Богданова не ответила, дышала она тяжело и глубоко, а потом попыталась улыбнуться.

— Нам что, Плотникова, после того, как столько лет не виделись, и поговорить больше не о чем? Ведь все-таки в одном классе учились.

— Правильно, — согласилась Аня. — Обе мы большие дуры.

Они засмеялись и обнялись.

— Ну и здоровущая ты стала, Богданова!