Наталья Калинина - Месть женщины

Фантик обожает выражаться афоризмами. И еще ругаться матом. Тут же очень красиво загнул (увы, не запомнила всю фразу) про одну «пожилую даму, страдающую комплексом бабушки Аполлона и сексуальным аппетитом Медузы Горгоны, загримированной под Венеру». Далее следовало что-то нецензурное. Потом вдруг вскочил на помост и начал:

Я не растерялась и тут же ответила своей репликой, то есть — Джульетты, хоть и была в костюме Ромео. Он восхитительный партнер, и я даже забыла на какое-то время, что он кривоног, как горилла, и у него воняет изо рта. Алеша смотрел на нас в зеркало, потом повернулся. Мне стало смешно — у него потек грим, и вообще в его облике было что-то жалкое. Жалость унижает. Поэтому я его обсмеяла. Ему полегчало.

— Меняю амплуа, — заявил он. — Держу пари, из меня получится великолепная Катарина из «Укрощения строптивой». Ведь эта баба была гермафродитом и боялась больше всего на свете, что кто-то разоблачит ее тайну. Но Петруччио [8] Жених, впоследствии муж Катарины. был в восторге от своего открытия.

О, сэр Уильям! Неужели это так? В таком случае, вы опередили и наш век тоже.

Вечер. Дождь за окном. Романтика и декаданс.

Был ужин при свечах в честь водворения в нашем доме Л.К. Великолепный — блистательный — актер старой мхатовской школы. Делает все даже красивей и изысканней, чем Алеша. Мама верит? Или тоже играет? Пока не пойму. Алеша хотел увековечить их дуэт на пленке. Разумеется, в одежде и как принято в отечественном кино. Л.К. отказался наотрез. Сказал: «Есть мгновения и чувства, не терпящие тиражирования». Мама просияла.

(Л.К. на два года моложе Алеши.)

Я оделась и соответственно играла роль умненькой девочки, слишком красивой для того, чтобы быть синим чулком, но слишком невинной, чтоб им не быть. Придумала на ходу. Насколько мне известно, аналогов в мировой драматургии не существует. Не знаю, что рассказывала про меня Л.К. мама, но роль я провела блестяще. Я «опьянела» от одного бокала шампанского и начала читать сонеты Петрарки:

Ну, и так далее. После второго бокала я сыграла попурри собственного сочинения из «Сильвы». Потом был ноктюрн ми бемоль мажор Шопена, красивые капли слез на глазах мамы, которые (увы, я еще не могу так делать) очень долго не проливались на щеки, роза — ее Л.К., встав на одно колено, преподнес тоненькой скрипачке в строгом крепе с ниточкой жемчуга на шее, Алешино: «Боже, что за дивный вечер». (Прозвучало напыщенно, но это была самая искренняя фраза за весь вечер.)

Кажется, Алеша «положил глаз» на Л.К. Впрочем, это могло быть тоже игрой.

Муж купал меня в пене — это было продолжением дивного вечера, — с лепестками роз. Л.К. «случайно» заглянул. Я «не успела» испугаться и прореагировать в духе невинного создания — я как раз стояла по колено в этой пушистой пене, и Алеша размазывал по моему животу душистые хлопья. Л.К. успел хорошо разглядеть мое тело в трех зеркалах, почему-то еще не покрытых паром. «О, простите», — это было сказано восхищенно-сдавленным голосом, засим последовал великолепно исполненный жест, означающий на языке театра: «Глазам своим не верю, как ты прекрасна». Алеша почему-то воспринял его в свой адрес — он был в прозрачных нейлоновых трусах.

— Этот тип напоминает мне Жерара Филипа в молодости, — сказал он нарочно громко, чтоб Л.К. услышал, за ним всего мгновение назад закрылась дверь. — Моя любовь к театру и искусству вообще началась с этого обворожительного француза.

Мы спали «валетом», переплетя ноги и прижимаясь, вернее, впечатываясь друг в друга половыми органами.

Снился А-2, и я испытала во сне сильнейший оргазм.

Вечер. Муть на душе. А, пошло все на х…

Мадам явилась на репетицию. Бриллианты во всех местах, фарфоровая улыбка, декольте в коричневых веснушках, которые не берет даже французская косметика, ну и так далее, о чем писать и то противно. Саша играл безупречно, но это была всего лишь игра. Фантик сидел по правую руку от Мадам и то и дело шептал ей что-то на ухо. Нам не сделал ни единого замечания. Мадам поцеловала меня в щеку, навязчиво благоухая «Magie Noire» (эти духи напоминают мне запах пота в интимных местах толстых старух), назвала «русской Сарой Бернар» и тут же сказала, что мне необходимо «получить соответствующее образование». Фраза показалась мне довольно двусмысленной, но, по-моему, Мадам слишком глупа, чтобы знать толк в двусмысленностях. Сделала вид, будто мне в высшей степени безразличны ее слова. (Это, кстати, так и было, но следовало умело донести до публики.) Они отбыли в шикарном лимузине цвета перламутрового кофе с молоком. А-2, разумеется, за рулем. Мне — ни слова, ни жеста лишнего. Доброжелателен, уважает за талант, испытывает дружеское расположение коллеги по искусству. Фантик увел меня к себе в кабинет и налил полстакана портвейна.

— Только без слез. Через две недели Мадам отбывает в Лондон.

— После нее… мне будет противно.

— Не было и не будет. Они вместе уже семь лет. За это время твой Бархатов успел перетрахать две трети женской труппы моего театра и, наверное, столько же, если не побольше, актрисуль из Театра киноактера.

— Она догадывается?

— Не пойман — не вор. Бархатов умелый конспиратор. Подпольщик с царь-пушкой. Пока его хватает на все, даже на искусство. Пока. Когда он превратится в импотента, он перестанет быть актером и сопьется. Могу держать пари. Бархатова ждет унылая старость.

Пью венгерский вермут и смотрю на луну. Чего-то жалко. Себя?..

На рассвете. Распущенность в женщине притягивает мужчин. Черт возьми, ну почему?..

С Л.К. весь вечер. У мамы спектакль, Алеша на кинопробах. У Л.К. легкая простуда — иначе пошел бы в театр «болеть» за маму. Я ему не верю. Рада, что не одна… Распили бутылку румынского «токая». Я валялась на тахте с сигаретой. Хотелось кого-нибудь убить. Сказала об этом желании вслух.

— Убей меня, — предложил Л.К. — Сделаешь доброе дело.

— Не переигрывай.

— Ни в коем случае. Я ненавижу себя на самом деле.

— За что?

Мною овладело, можно сказать, любопытство.

— Я ее разлюбил, но никак не могу выйти из образа.

— Влюбился в кого-то?

— И да, и нет. Скорее всего нет. Устал. Хочется спрятаться в нору. Душа гибнет под бременем греха. Увы, буду грешить дальше. Завязну по уши в тине. Буду бить себя кулаком в грудь и рвать на себе рубашку и в то же время желать переспать с тобой. Ты необычная. Чертенок в шкуре молодого барашка. И это от природы, а не от интеллекта.