Лора Вайс - Наследница (СИ)

- Вы смотрите лишь на поступок, но не на причины.

Тут поднялся Михаил, он подошел к Елейле и дрожащей рукой коснулся ее ног:

- Что ты такое говоришь, дитя?

- Прости меня, учитель, но ты слышал, что я сказала. Та женщина, над чьей душой я сжалилась, лишилась семьи. Ее детей убили у нее на глазах, как и мужа. Она осталась ни с чем, - тут ангел обратилась к залу. - Вы все говорите о Даре жизни, о милосердии, но где же вы были, когда творилось беззаконие, когда попирались все законы божьи? Почему ее Ангел-Хранитель предпочел остаться в стороне, почему не дал знак, не указал дальнейший путь? Почему эта женщина оказалась наедине со своей болью? Люди слабы, Отец знает это. Она совершила грех по вашей вине! – последние слова прозвучали настолько четко и резко, что все ангелы смолкли.

- Не хочешь ли ты сказать, что Господь допустил ошибку? Или ангелы не выполнили своей работы?

- Именно так.

- Этим все сказано. Ангел Елейла уподобилась самому Люциферу! Она решила возвыситься над Отцом!

Но Михаил смотрел на нее без осуждения, в его глазах воцарилась печаль:

- Дитя, - обратился он еле слышно. – Отрекись от этих страшных слов и тебя сошлют на землю.

- Нет, учитель, не отрекусь. Ангелы забыли о своем предназначении, кто-то должен был напомнить им об этом. И пусть моя жертва будет последней.

- Тебя же отправят к самому Сатане, - сжимал старейшина ее ноги.

- Я знаю, Михаил.

- Что же ты наделала.

- Не печалься, учитель. Пусть свершится суд.

- Ты не знаешь, на что обрекаешь себя.

Елейла не отреклась от своих слов, посему была приговорена к низвержению в Ад под покровительство Люцифера. Гавриил с нескрываемой радостью вернулся в кресло, после чего обратился к стражникам:

- Лишить ее крыльев!

Ангел прекрасно знала, что это за процедура, поэтому без слов раскрыла крылья и замерла в ожидании. Стражники, помогли ей спуститься вниз, после обошли с двух сторон, один крепко взял за плечи, а второй вытащил из ножен меч. Удары последовали один за другим, крылья оказались на полу, а пол окрасился бурой почти черной кровью. По рубахе Елейлы расползлись два пятна, которые в секунду слились воедино, но дева не дрогнула. В ней было столько силы воли, что Михаил призвал ее в свое время на служение Господу, поручился за нее, но Елейла оказалась слаба духом перед человеческой болью.

Глава 2

Еще в роддоме мне дали имя Роксолана, а все виновата санитарка, сериалов пересмотрела старая карга. Хотя, полным именем никогда не называли, либо Оксаной, но откровенно говоря, ненавидела это имя, либо Рокси, что предпочтительнее. По крайней мере, на Рокси я всегда откликалась.

В Доме малютки жила до трех лет. Здесь к нам относились так себе, вроде и не хорошо, но и не ужасно. Няньки как истуканы выполняли все положенные процедуры: кормежка, горшок, мытье. Они мало с нами общались, сироты в основном были предоставлены сами себе, сидели днями напролет в кроватках и смотрели друг на друга как в зеркало. Некоторых, особо нервных, поили чем-то и они спали. Я же вела себя тихо, не хотелось провести первые годы жизни в забытьи. Повезло тем, кого забрали. Им удалось избежать следующей ступени по направлению в Ад.

Помнится, приходили три-четыре пары смотреть меня, но я видела их недалекость, природную глупость, а в некоторых даже жестокость, поэтому быстренько избавлялась от потенциальных родителей. Стоило только заплакать, как эти существа разбегались по углам подобно тараканам. Что-то их пугало в этот момент. Я не знала, что именно, но главное – работало!

Однако, с так называемым персоналом я в подобные игры не играла. Мне хватило одного раза и то с не моим участием, чтобы понять, какие тут правила и кто заправляет порядком. Моя двухлетняя «сокамерница» Аля решила устроить веселую ночь одной няньке – Милане Сергеевне, правда, не по своей воле, у нее разболелся живот, но Милане было плевать на причины, ей хотелось спать. Так вот, нянька схватила за шиворот Алю, вытянула из кроватки, отчего та ободрала себе ноги, а после отнесла в ванную, где обдала холодной водой. Всю оставшуюся ночь соседка тихо постанывала в кроватке, усвоив урок от «сердобольной» Миланы Сергеевны. Мне бывало тоже доставалось, но наказания сводились к пустой тарелке на ужин или на обед, а иногда и на весь день. Хотя, мне было все равно, иногда лучше поголодать, чем есть ту мерзость, которую нам давали.

Наверно другим детям повезло, они-то ничего не осознавали в такие моменты, им было одиноко, плохо, больно, но они умели забывать, а я нет. Я все помню, каждый проклятый день, проведенный за решеткой с облупившейся краской, помню запах мочи, которым пропитался матрас, люстру с одним целым плафоном, она как маяк безысходности светила сутки напролет. Но самое ужасное другое, я видела эти глаза преисполненные одиночеством, смотрящие на меня из кроватки напротив.

В Доме Малютки работала одна женщина, она иногда заходила к нам и долго нашептывала молитвы, только какой от них был толк? Ни ангелам, ни Богу мы оказались не нужны, мы как отбросы, побочный эффект людской похоти и беспринципности, а на таких святые не смотрят. На тот момент ее бубнеж послужил хорошей колыбельной, я сразу засыпала. Но мне никогда не снились сны. Закрывая глаза, пропадала, не чувствовала ни себя, ни пространства вокруг, будто исчезала. Честно, было даже завидно наблюдать за другими, они что-то бормотали во сне, смеялись или хныкали, а я словно умирала. Первое время меня будили, няньки думали, что и правда отдала концы, но нет…

Каждый день нас выводили гулять, мы толпились под старым грибом в песочнице, куда гадили дворовые кошки. Облизывали все, что попадало в руки, некоторые жевали грязь, а нянькам было не до нас, они трещали по телефону или курили, сидя в беседке. В такие моменты я смотрела на них и возникало только одно желание – взять камней поувесистей и запустить им в головы, чтобы они обратили свои пустые, бесстыжие глаза в нашу сторону. Но если бы я так поступила, то нажила себе неприятностей. Приходилось много терпеть.

А каково было смотреть на слезы тех, кого возвращали обратно наигравшиеся в материнство? Им не нравилось, что «питомцы» много плакали, портили их вещи, вели себя дико. Но откуда им было знать, как правильно себя вести, когда они выросли в стае?

Один раз мне захотелось сбежать. На такую провинность натолкнул очередной акт наказания воспитанника. Мальчик Федя разбил кружку Анны Федоровны – уборщицы, она за это отхлестала его половой тряпкой. На прогулке я ждала момента, когда воспитательница как всегда отправится на перекур. И стоило ей скрыться в беседке, как я тихо направилась в сторону калитки. Выбравшись на волю, побежала куда глаза глядят, остановилась около какого-то ларька. Мимо проходили люди, толпы людей. Я же сидела на лавке и смотрела на них, все-таки впервые лицезрела столько взрослых, мамаши пробегали с колясками, они бросали на меня косые взгляды, но не останавливались. Просидев так до самого вечера, поняла, что здесь мне не найти спасения, а подтверждением тому стал мужик, который сначала наблюдал за мной, потом подсел и стал уговаривать сходить с ним в магазин, где он купит мне игрушку. Наверно, другой на моем месте и пошел бы, но я-то чувствую их, в этом человеке было столько черни, что невольно захотелось плакать, а к чему ведет мой плач, уже известно. Да уж, этот урод убегал слишком быстро. Видимо такие обладают самой слабой и трусливой душонкой.