Легенда о прекрасной Отикубо

— Левый министр очень просил меня позаботиться о девочке, которую ты берешь с собой, — сообщил наместник своей жене. — Сколько ей лет?

— Одиннадцатый год пошел.

— Должно быть, дайнагон прижил ее на старости лет. Забавно! У такого старика — и такая маленькая дочь, — засмеялся ничего не подозревавший наместник. — А что ты собираешься подарить служанкам из Сандзёдоно? Скоро они покинут наш дом.

— Ну зачем непременно всех одаривать? Нет у меня ничего наготове…

— Не говори пустого! Неужели ты всерьез хоть одну минуту думала, что можно отправить этих женщин из нашего дома с пустыми руками? После того как они столько тебе служили, — сказал наместник с таким видом, будто ему стало стыдно за свою жену. В душе он с грустью подумал, что, видно, Синокими не очень умна от природы, и сам распорядился принести все, что еще оставалось из подарочных вещей. Старшим прислужницам он пожаловал по четыре куска простого шелка и еще по куску узорчатого и алого шелка, а девочкам и низшим служанкам немного поменьше. Все они остались очень довольны.

Наконец наступил последний день перед отъездом. С первыми лучами солнца в доме поднялась страшная суматоха.

Китаноката в голос рыдала, не выпуская из своих объятий Синокими. Вдруг в это самое время какой-то человек принес большой золотой ларец с ажурным узором. Он был красиво перевязан пурпурными шнурами и обернут крепом цвета опавших листьев.

— От кого это? — спросили слуги, принимая драгоценный подарок.

— Госпожа ваша сама поймет от кого, — коротко ответил неизвестный и скрылся.

Синокими не могла опомниться от изумления. Открыла крышку и увидела, что внутри ларец затянут тончайшим шелком цвета морской воды. В ларце находился золотой поднос, а на нем был искусно устроен крошечный островок, во всем похожий на настоящий, с множеством деревьев и лодочкой, выточенный из ароматного дерева алоэ.

Синокими стала искать, нет ли какой-нибудь сопроводительной записки, и увидела, что возле лодочки приклеен клочок бумаги, мелко исписанный тушью. Она оторвала его и прочла:

Хотел бы я в последний раз увидеться с тобою, но боюсь людских пересудов. Больше не скажу ни слова».

Ведь это рука Беломордого конька. Вот неожиданность! «Кто-нибудь подучил этого глупца», — испугалась Китаноката. Синокими никогда не любила хёбу-но сё и даже настоящим мужем его не считала, но тут она впервые за долгое время вспомнила о нем, и невольная жалость закралась ей в душу.

— Отдай этот подарок маленькой дочке Левого министра, — посоветовал Сабуро.

Жадная мачеха всполошилась:

— Вот еще! Такую ценную вещь! И не вздумай отдавать.

Но Синокими захотелось отблагодарить хоть чем-нибудь свою сестру.

— Непременно подарю, — решила она.

— Так и сделай, — поддержал ее Сабуро. — Я сам и отнесу.

Беломордый конек, конечно, не смог бы до этого додуматься. Его научили младшие сестры, считавшие, что супруги не должны совсем позабыть друг друга, раз у них есть общий ребенок.

Уже глубокой ночью Китаноката, плача, вернулась к себе домой. Рано утром, в час Тигра [59] Час Тигра — четыре часа утра. , из ворот дома наместника потянулась вереница экипажей. Их было не меньше десяти. Наместник получил от императора приказ торопиться к месту своего назначения и потому даже не мог задержаться в Ямадзаки [60] Ямадзаки — название местности, расположенной на пути из Хэйана (ныне Киото) к морскому берегу. , чтобы, по обычаю, устроить прощальный пир и за чаркой вина в последний раз погрустить о разлуке с любимой столицей. Наградив сопровождавших его людей, наместник отпустил их и быстро поехал дальше. Кагэдзуми устроил ему торжественную встречу по дороге, и вскоре путешественники благополучно добрались до морского побережья, а оттуда на корабле прибыли в Цукуси.

Возвратившись из дома наместника обратно в Сандзёдоно, служанки стали рассказывать обо всем, что видели и слышали.

Когда они передали, какую глупость сказала мачеха Синокими: «Тебя выдали замуж мне назло», Митиёри и Отикубо разразились громким смехом.

Мачеха первое время в голос плакала и причитала, даже слушать было тошно, но потом вдруг сразу успокоилась, как ни в чем не бывало.

— Ну, одну сестру я пристроил, — сказал Митиёри. — Осталось пристроить вторую.

И снова для супругов потекли годы безоблачного счастья, принося с собой только радостные и веселые события. В семье дважды торжественно встречали день совершеннолетия старших детей. Таро исполнилось уже четырнадцать лет, а дочери — двенадцать.

Главный министр пожелал устроить торжество и в честь совершеннолетия своего любимого внука Дзиро.

— Ого, как мои сыновья соревнуются между собой, — смеялся Митиёри.

Желая, чтобы дочь их была принята при дворе, родители с начала нового года окружили ее особым вниманием и уходом. Год промелькнул, как сновидение. Весною девушка была принята на службу в императорский дворец. По этому случаю состоялась церемония, великолепие которой я не берусь описать.

Дочь Митиёри и Отикубо обладала чарующей красотой и к тому же была родной племянницей императрицы. Не мудрено, что она сразу оставила в тени всех прочих придворных дам.

Между тем главный министр почувствовал, что годы сказываются на его здоровье, и пожелал выйти в отставку, но император не хотел слышать об этом.

— Я стал уже стар и слаб. Пора мне подумать и о спасении своей души. Неотложные государственные дела помешали бы мне молиться в тишине и уединении. Отпустите меня, государь, а на мою должность назначьте сына моего, Левого министра. Он обладает достаточными знаниями и талантами и будет служить вам лучше меня, старика.

Супруга императора тоже стала просить об этом, и в конце концов государь согласился:

— Хорошо, пусть уйдет на покой. Быть может, это продлит его дни, — и назначил Митиёри главным министром. Все изумились: «Как! Он стал главным министром, не достигнув еще и сорока лет. Небывалый случай!»

Дочь Митиёри впоследствии была возведена в ранг императрицы. Оба его сына служили в гвардии. Когда старшего повысили в чине, дед стал роптать:

— А почему моего воспитанника обошли чином?

— Напрасно вы сердитесь, отец, — ответил Митиёри. — Не могу же я раздавать награды только собственным сыновьям. Что скажут люди?

— Он теперь больше мой сын, чем твой, и потому никто не посмеет роптать, если ты повысишь его в должности. Таро стал младшим начальником Левой гвардии, почему же Дзиро обойден? Дай ему такой же чин в Правой гвардии, — упрямо требовал старик.