Любовный дурман

И мнится, что смоквы, когда видно в них белое
И вместе зеленое среди листвы дерева, —

То румов сыны на вышках
грозных дворцов стоят,
Когда опустилась ночь, и настороже они.

Привет наш смоквам, что пришли
На блюде в ровных кучках к нам,

Подобны скатерти они,
Что свернута.

Насладись же смоквой,
прекрасной вкусом, одетою
Дивной прелестью и сближающей
внешность с сущностью.

Вкушая их, когда ты их попробуешь,
Ты ромашке запах, вкус сахара почувствуешь.

Когда же на подносы высыпают их,
Ты шарам из шелка зеленого уподобишь их.

Сказали они (а любит сердце мое вкушать
Другие плоды, не те, что им так приятны):

«Скажи, почему ты любишь смокву?»
И молвил я: «Один любит смоквы,
а другой — сикоморы».

Мне нравится смоква
лучше всяких других плодов,
Доспеет когда, листвой обвившись блестящей.

Она — как молящийся,
а тучи над ним дождят,
И льют своих слез струи, страшася Аллаха.

Порадуйся же груше ты! Цвет ее
Подобен цвету любящих — бледен он.

Сочтешь ее за дев в плаще ее,
Лицо свое завесой закрывшую.

И кажется, что персики в их саду,
Когда румянцем ярким покроются,

Подобны ядрам золота желтого,
Которых кровью алой покрасили.

Одежды есть три на теле нежном и сладостном.
Различен их вид — они владыкой так созданы.

Грозят они смертью телу ночью и каждый день,
Хотя заключенный в них и не совершил греха.

Миндаль ты не видишь разве,
коли средь ветвей
Покажет его рука закутавшейся?

Очистив его, мы видим сердце его —
С жемчужиной оно схоже в раковине.

Зеленый как красив миндаль!
Ведь самый меньший руку нам

Наполнит! Волоски на нем —
Как безбородого пушок.

А сердце миндаля найдешь
И парным и единым ты.

И как жемчужина оно,
Что в изумруд заключена.

Подобного глаза мои не видели
Миндалю красой,
как распустятся цветы на нем.

Голова его сединой сверкает блестящею,
Когда вырос он, а пушок его еще зелен все.

Взгляни на боярышник,
на ветках нанизанный.
Чванливо, как абрикос,
гордится он на сучках.

И кажется желтизна его
смотрящим подобною
Бубенчикам, вылитым из яркого золота.

Вот сидра дерево блещет
Красой иной каждодневно,

И ягоды между листьев,
Когда предстанут пред взором, —
Бубенчики золотые,
Повешенные на ветках.

Он красен, в ладонь размером,
горд и красоте своей,
Снаружи его огонь, а внутренность —
чистый снег,

Но дивным сочту я снег, не тающий близ огня,
И дивным сочту огонь, в котором нет пламени.

Вот дерево померанца.
Мнится, плоды его,
Предстанут когда они глазам проницательных,

Ланиты прекрасных жен,
убравшихся для красы
В дни праздника и одетых в платья парчовые.

Скажу — померанцев рощи, веет коль ветерок,
И ветви под тяжестью плодов изогнулись,

Подобны щекам, красой блестящим,
когда в часы
Привета приблизились к ним щеки другие.

Оленя попросили мы: «Опиши
Ты этот сад и в нем померанцы»,

И молвил он: «Ваш сад — мой лик, а сорвал
Кто померанец, тот сорвал жар огня».

Не видишь ли рощи ты лимонной,
что вся в плодах?
Склонились когда, страшна им гибель грозящая.

И кажется нам, когда
пронесся в них ветерок,
Что ветви нагружены тростями из золота,

Прекрасный я увидал лимон
средь садов сейчас.
На ветках зеленых, — с девы станом
сравню я их.

Когда наклоняет ветер плод, он склоняется,
Как мячик из золота на палке смарагдовой.

Не видишь ли лимон — когда явится,
Влечет к себе все очи сияньем

И кажется куриным яйцом он нам,
Испачканным рукою в шафране.

Вот веер навевает ароматы,
Подобные духам, в минуту счастья.

Всегда ведет тот благовонный запах
К лицу того, кто славен, благороден.