Паскаль Брюкнер - Парадокс любви

В наше время освобождение желания происходит под воинственный гром фанфар: современные дионисийцы рядятся в бунтарей, как если бы ничего за прошедшие годы не изменилось и викторианская мораль продолжала свирепствовать. Они выдумывают себе противников, мастерят бумажные баррикады и продают неповиновение на метры, как торговцы продают ткань. Даже у самых талантливых — какой бой барабанов, какие гулкие канонады! По их мнению, оргазм переживается не с кем-то, а против кого-то: общества, крупного капитала, иудео-христианства. Наслаждение — это нацеленное на мир орудие, а вовсе не миг счастья, разделенный с другим. Их либертинство — как подпорченный горечью мед: такое количество эссе об искусстве любви, в которых так мало радости и так много ярости и злобы! Ведь удовольствие по определению ничему не учит: оно не улучшает и не просвещает человеческое существо, оно его радует, и этого достаточно. Но для наших «красных комиссаров» удовольствие — не шанс, а приказ. Уже не впервые в истории культ тела возвращается к нам в уродливом обличье догматизма. Когда-нибудь нам, вероятно, объяснят, почему разнообразные течения авангардизма, сюрреализм, ситуационизм в ряду прочих вырождались в тоталитарные монастыри, распираемые неприязнью и выдвигающие мини-понтификов, одержимых желанием отлучать и проклинать. Пастеризованная, обезличенная вселенная, которую когда-то обещал Вильгельм Райх, а вслед за ним и его современные последователи, предстанет веселой, как казарма!

Мало того, вот уже полвека сфера эротики выстраивается по законам секты. С легкой руки маркиза де Сада сексуальность стала связываться с «подрыванием основ», так как маркиз сделал из нее орудие по борьбе с феодализмом и религией. Важно лишь следовать природе, разнузданно присваивая себе все, чем хочется обладать — детей ли, взрослых ли: тем легче будет клеймить Бога, дворянство и общественные институты. Среди всех великих реформаторов поборники плотских радостей не относятся к категории наименее безумных: эти инквизиторы «низа» обладают ключом к вашему спасению, и им легче пережить вашу смерть, чем не воспользоваться этим ключом. Миссионеры нетрадиционных ориентаций, диссидентки-феминистки, полиамористы, адепты латекса и кнута, стриптизеры, самцы-реваншисты, агрессивные одноженцы, гомофобы и гетерофобы, проповедники плотских радостей — все эти «клубы по интересам» растут как грибы, превознося каждый свою секс-ориентацию и обличая всех остальных [94] Вот несколько примеров: философ Беатрис Пресиадо, прибегавшая к помощи тестостерона, чтобы избежать половой идентичности, настаивает на том, что половое различие является «микрофашизмом», что следует его уничтожить и сделать из каждой женщины, принимающей противозачаточные средства, «гетеросексуальную шлюшку». Она яростно нападает на официальных представителей феминисток и геев за их сделки с «фармакопорнографическим сообществом». (См.: Beatriz Preciado. Testo Junkie. Grasset, 2008.) Или, например, звезда пост-порн Анни Спринкл, призывающая всех женщин к трансформации тела, выставленного напоказ «как оплот сопротивления современной порнографической воле к знанию» (цит. по: Dictionnaire de la Pornographie. Sous la direction de Philippe di Falco. PUF, 2005. P. 379–380; см. там же статью Мари-Элен Бурсье. «Приглашая зрителей полюбоваться ее шейкой матки с помощью карманного фонарика, с предварительно введенным во влагалище хирургическим зеркалом, Спринкл оказывается в порногинекологической позиции, исключающей восприятие ее тела как объекта»). .

«Одержимые желанием» (Кристоф Бурсейе) [95] Christophe Bourseiller. Les Forcenés du désir. Denoël, 2000. в первую очередь одержимы классифицированием, они отгородились от остального мира своей уникальностью и обстреливают его из всех орудий. Все те, кто проклинает ложное разделение, продиктованное природой, мачизм, Церковь и буржуазию, сами оказываются в плену нарциссизма из-за свойственного им незначительного отличия и вовсю громят тех, кто не разделяет их точку зрения. Отказ от принятых категорий оборачивается изобретением новых — например, трансгендерность; отвергнутые градации появляются вновь. Озлобленность социальной борьбы перенеслась на споры о сексуальной самоидентификации — занесенная заатлантическая причуда: дамы хотят называться «Fem», а не «femme» (фр. «женщина»), чтобы устоявшийся порядок не мог впредь сводить все к половой принадлежности [96] Например, борец за нестандартность, за трансгендерность — неофеминистка Венди Делорм. (См.: Wendy Delorme. Insurrections! en territoire sexuel. Le Diable Vauvert, 2009.). . Пути революции проходят через правописание. Целое поколение расходует силы на патетическое кривлянье. Громогласно пропагандируя свою интимную жизнь и гордясь своими героями, эти «борцы» с оружием в руках отстаивают собственные желания (которые как две капли воды похожи на желания всех остальных), чтобы поосновательнее опорочить других. Чем больше сходство, тем сильнее ненависть: форма их существования — оппозиция. Даже outing [97] Публичное разглашение чьей-либо сексуальной ориентации, часто применяемое в политических целях (англ.). Примеч. пер. , если он используется под лозунгом «установления истины», становится похож на полицейскую процедуру. Жесткие требования, изгоняющие любую неясность. Надо объявить, кто кем является, и пусть будет хуже тем, кто не знает или не заботится о том, под какую категорию подпадает.

Странные последствия обнаруживаются у этих «движений за освобождение»: агрессивность и непомерная тяга издавать указы! Занимайтесь любовью, а не войной, говорили в 1960-е. Сегодняшние занятия любовью превращаются в объявление войны всеми против всех. Как-то забылось, что радость порой вспыхивает от простого прикосновения друг к другу. Секс больше не занятие — это дубинка, чтобы оглушать окружающих.

В одной из глав труда «О Граде Божием» блаженный Августин описывал несвоевременную эрекцию мужчины как бунт членов тела, аналогичный бунту творения после падения. «Иногда этот жар докучает незванно, иногда он ослабляет желание, душа из огня, плоть же изо льда, не странно ли это? Не только законной воле, но еще и нечистому чувству похоти сама похоть отказывается повиноваться» [98] Saint Augustin. La Cité de Dieu. 2. Livre XIV. Traduction de Louis Moreau revue par Claude Eslin. Le Seuil. Sagesses, 1994. P. 176. . Августин представляет совокупления Адама и Евы в земном Раю до первородного греха и придумывает нечто, что можно было бы назвать сексуальностью без либидо. Первые супруги совершали оплодотворение в простоте души, и плоды их плоти приумножались: «Мужчина давал семя, женщина принимала его, когда было нужно и сколько было нужно». Наши предки пользовались своими половыми органами с той же легкостью, с какой мы пользуемся руками и ногами. Адам мог по собственной воле управлять «нежными и чувствительными частями <���…>, способными к растяжению, сгибанию, напряжению». Другими словами, соединенный со своей половиной узами целомудренной любви, он, вероятно, мог, в противоположность тому, о чем поет Брассенс [99] «Стоит вспомнить Об Эдит — у меня стоит, вспоминаю о Колетт, ничего такого нет…» , безмятежно управлять своим членом. Механический акт, лишенный волнения, — Августин предвосхитил современную порнографию, эту обесточенную сексуальность [100] См. статью Лорана Жербье, посвященную блаженному Августину, в журнале «Magazine Littéraire» (№ 439, февраль 2005, с. 60). .