Каридад Адамс Браво - Дикое Сердце (ЛП)

– Можете рассчитывать на меня в любое время.

– Вы только что доказали и сердце мне это подсказывало. Не случайно я с таким доверием постучался в двери вашего дома. Не знаю, откуда у меня была эта уверенность, что вы примете меня в любой час, и я злоупотребил вашей добротой. По правде говоря, я почти не был в Сен-Пьере. Все дни я провел с матерью в Кампо Реаль.

– Кстати, как сеньора Д`Отремон поживает? – поинтересовался всегда заботливый старый нотариус.

– Со своими вечными недомоганиями, но кажется лучше, чем когда-либо.

– Она знает, что вы пришли навестить меня? – спросил Ноэль явно нерешительно.

– Ну, не совсем.

– Но она дала свое согласие? Я имею в виду, согласна ли она на мою помощь, которую я, по-вашему, должен оказать?

– Конечно же, она узнает. У меня едва нашлось время поговорить с ней о двух-трех делах, а кроме них еще очень много дел.

Нотариус Ноэль смотрел в другую сторону, пока единственный слуга ставил между ними два стакана с ром-пуншем на оловянном подносе. Это был напиток, типичный для малых Французских Островов, сладкий и ароматный, как эта щедрая земля. Словно семь цветных колец, семь полос разных ликеров наливались в него, не смешиваясь: зеленый изумруд мятной настойки, лакомый коричневый ликер из какао, красный рубин кюрасо, желтый топаз шартреза, белая прозрачность аниса, ясный опал бенедиктина, и золото рома, ароматного и горячего. Преодолевая смущение, старик поднял бокал:

– За вас, мой друг, и ваше счастливое возвращение в родные земли.

– За вас и нашу Мартинику, Ноэль.

– Нашу? Вашу, сын мой, – весело заметил Ноэль. – Думаю, по крайней мере, вашу половину острова, может быть, даже преуменьшаю. Но не нужно гордиться или краснеть. До сегодняшнего дня у вас нет вины за плохое или хорошее.

– Но я принимаю эти две вещи, как принимаю свою фамилию.

– Так говорят. Мне нравится ваша твердость. Если быть откровенным, вы вызываете у меня приятнейшее удивление, будучи тем, кем являетесь: Д`Отремон, Д`Отремон с ног до головы, а возможно лучший из Д`Отремон.

– Смиренно и без хвастовства я мечтаю заслужить ваши слова. Но прежде, чем возвратиться к самому сложному вопросу, мне нужны ваши достоверные беспристрастные сведения. К счастью, я понимаю, это не трудно. Речь идет о Хуане Дьяволе. Думаю, так его продолжают звать, и сейчас тем более.

– Да, Ренато. К несчастью, наш Хуан Дьявол оправдал свое прозвище, которое печально известно в бедных кварталах города. Не знаю, известно ли вам, что он исчез в тот же день, когда вас отправили во Францию, но все мои расследования были напрасными. Долгое время я ничего не знал о нем. Затем мне нужно было уехать. Дела работы и семьи увезли меня в Гвиану, где я провел несколько лет. Когда я вернулся, уже ходили слухи. Случилось несколько небольших скандалов. Тогда я поехал повидаться с ним.

– И что? – разволновался Ренато.

– Ничего нельзя было сделать. Хуан не хотел меня видеть и слышать. Мне он ничего не должен, это правда; даже думать нечего. Ведь в действительности я ничего для него не сделал, когда он нуждался. Сегодня он хозяин своей жизни, грубый и дикий, как пират прошлых веков. У него есть злополучный корабль, что-то вроде артиллерийского рыбацкого судна. Не знаю, каким образом он добился у Губернатора Гваделупе принимать участие в делах, которые, как только оказываются незаконными или подпольными, сами же идут к нему в руки. Временами этот Хуан как землетрясение. Нет потасовки в таверне, вымогательства, скандала в Сен-Пьере, где бы он не был как-то замешан, но из-за удачи или какой-то дьявольской хитрости никто не смог его до сих пор отдать под суд.

– Невероятно, – пробормотал Ренато задумчиво. – Хуан, Хуан. Как подумаю, что мой бедный отец…

Не закончив мысль, он встал, сделал несколько шагов в ветхой комнате, нахмурив брови, с выражением упрямым, взволнованным. Педро Ноэль подошел, положил ладонь ему на руку, давая совет:

– В этом мире не все можно изменить. Ренато, если хотите совета, забудьте о Хуане. Забудьте о нем.

– Откуда ты идешь?

– А? Что?

Намереваясь бросить на стул черную накидку, в которую завернулась пару часов назад, захваченная врасплох, Айме застыла и отпрянула от дверей спальни сестры, к которой бесшумно подошла. Ее поразило, как Моника резко подняла голову и схватила за руку, но она была слишком хитрой, чтобы позволить увидеть ее удивление, и улыбнулась, придав словам незначительность:

– Я испугала тебя? Думала, ты спишь.

– Это ты напугана.

– Я? Почему? Какая глупость, я вошла, чтобы…

– Чтобы оставить мою накидку, уже вижу. Поэтому и спрашиваю, откуда ты идешь. Зачем ее взяла. Ты не ответишь мне?

– Конечно. И незачем так все усложнять. Я просто иду из сада, где немного подышала воздухом. Я задыхалась несколько часов. Ненавижу вежливые приемы под лампой гостиной, с вашим пристальным взглядом, как будто вы хотели поразить меня, когда я улыбалась Ренато.

– Никто никогда не упрекал тебя за это, – сурово возразила Моника.

– Как хочешь, спорить не буду. Уже поздно и лучше нам обеим уснуть. Вот твоя накидка, и прости, что взяла ее без твоего разрешения.

– Зачем ты брала ее? Ведь ты задыхалась от жары.

– Ладно, прости, – недовольно извинилась Айме. – Я больше не возьму твоих тряпок. Больше этого не будет. Довольна? Ну, с миром и спокойной ночи. Других монастырь смягчает, а тебя сделал невыносимой. Еще несноснее, чем раньше, хотя и тогда было достаточно.

– Айме! – с упреком возразила Моника.

– Спокойной ночи, сестра, – кивнула Айме, удаляясь. – Успокойся и засыпай. У меня нет больше желания спорить.

Моника застыла с черной накидкой в руках, с беспокойством и подозрением глядя ей в след. После многочасовых слезных молений она чувствовала себя спокойней. Ее пальцы ощупывали смятую накидку, которая была холодной и сырой, у нее был острый аромат пляжа, пахло селитрой, йодом и диким ароматов водорослей; почему-то она подумала о мужском лице, которое увидела сквозь решетки окна, о высоком лбе, дерзких глазах, чувственном рте, и зашептала:

– Этот мужчина, этот ужасный мужчина. Зачем он пришел в наш дом? Зачем искал сестру? Зачем же, Боже мой?

14.

Резкие шквалы ветра, несущиеся с моря, мотали керосиновую лампу, которая распространяла, словно взмахи крыльев, желтоватый свет над головами игроков, собравшихся в таверне порта Сен-Пьер.

– Сдавай карты! Ставлю все на бубновую даму. Почему ты не идешь? – торопил Хуан грубого мужчину, сидящего перед ним.

– Погоди. Погоди, мой остаток не такой как у тебя. Тебе придется дополнить, – заметил противник.

– Забери остатки. У меня больше нет.

– Впервые слышу, что ты так говоришь, Хуан Дьявол. У тебя нет больше и неоткуда достать?