Роковая ночь

— Ах предательница! Бездушная, бессердечная, вероломная Турандохт! — вскричал юноша. — Неужели бедный Халаф кажется тебе таким чудищем, что твои глаза не хотят на него смотреть? Великий Боже, что за странные повороты судьбы ты мне предначертал?

— Господин мой, — сказала ему Ханума, — не отчаивайтесь! Я все устроила, чтобы вас спасти. У меня были кое-какие деньги, чтобы подкупить нескольких стражников: они помогут вам бежать, но следом наверняка вышлют в погоню конный отряд. Оставьте же этот негостеприимный дворец! Если хотите, я поеду с вами. Мы убежим туда, где обитает племя барлас, и там я наконец окажусь на свободе, избавившись от власти обоих господ. А вы, господин, быть может, найдете другую царевну, достойную вашей любви. Она будет счастлива выйти за вас замуж и всю жизнь будет питать к вам благодарность, ибо вы достойны и счастья и благодарности.

— Прекрасная госпожа, — ответил Халаф, — как выразить вам мою признательность за великодушный порыв, побудивший вас прийти мне на помощь! Всем сердцем я желал бы доставить вас к правителю племени барлас — вашему родственнику, чьи стоянки так далеко отсюда, но скажите мне: могу ли я столь внезапно оставить дворец китайского императора, который оказал мне доверие и полюбил, как сына? Если его дочь хочет принести меня в жертву своей злобе — что ж, я готов покориться!

Тут пленная царевна поняла, что Халаф скорее даст убить себя, чем покинет императорский двор и уедет с нею.

— Неужели вы предпочитаете погибнуть?! — воскликнула она и заплакала. — Ах, господин мой, как я трепетала за вас нынче утром в зале заседаний! Как боялась, что вы не найдете ответа! Не поддавайтесь же ослеплению страсти, сударь, здесь, на женской половине дворца, непрерывно плетутся интриги. Давайте оставим все и бежим!

— Госпожа моя, — возразил ей Халаф, — я признаю, что вы достойны освобождения и что ваша любовь будет бесценной наградой тому, кто поможет вам совершить побег. Но я — плохой попутчик, ибо мне на роду написано любить лишь одну Турандохт! Оставь я Пекин, не добившись ее руки, — и жизнь потеряет смысл. Что жить без нее, что умереть от ее руки, мне все равно!

— Неблагодарный! — сказала ему Ханума. — Ты читаешь в моем сердце, но и я вижу тебя насквозь! Оставайся же здесь, если твое отвращение ко мне так же сильно, как и твоя любовь к Турандохт!

И, подобрав свое покрывало, она вышла вон.

Халаф остался один. «Что же мне делать, после того как я услышал все это? — подумал он в замешательстве и опустился на ложе. — Эта женщина пришла предупредить меня о готовящемся покушении. Какое благородство души! Разве она могла мне солгать? Нет! Но каково коварство Турандохт, этой недостойной дочери лучшего из царей! Вот как она принимает судьбу, посланную небом, и вот чем отвечает на мое великодушие».

Словом, вместо того чтобы заснуть, юноша провел всю ночь в грустных думах. А наутро, едва рассвело, раздался сигнал, призывающий знатоков закона и ученых мужей, и шестеро мандаринов вошли к Халафу, чтобы отвести его в зал заседаний таким же образом, что и вчера.

Молодой человек последовал за ними, готовый к возможному нападению убийц. Вместе с сопровождающими он пересек двор и вступил в приемные залы. Всю дорогу Халаф озирался, высматривая убийцу, и каждый переход казался ему западней, где суждено было совершиться кровопролитию, тайно подготовленному царевной.

Однако ничего не произошло. Халаф благополучно добрался до зала, где уже собрались чиновники и мудрецы. Вскоре явился и Алтан-хан с царевной. Когда все заняли свои места, старший распорядитель поднялся и вопросил:

— О юноша, помнишь ли ты, чем завершилось вчерашнее испытание? Ты загадал царевне Турандохт загадку и обещал освободить ее, если она правильно отгадает ответ.

— Да, — подтвердил Халаф, — все было именно так.

— А вы помните ли, великая царевна, какую клятву дали вчера этому юноше?

За Турандохт ответил император, со вчерашнего дня хранивший уверенность в том, что тайна молодого человека непроницаема:

— Дочь моя, вам отвели столько времени, сколько вы сами просили. Но, если бы вы раздумывали над вашим ответом целый год, вы все равно в конце концов вынуждены были бы признать, что отгадать имя этого человека не в ваших силах! Согласитесь же стать женой этого юноши и оставьте ваши притязания.

— Государь, — сказала ему царевна, — вчера я, к стыду своему, проиграла. Но сегодня я, пожалуй, одержу верх! Пусть этот царевич повторит свой вопрос.

— Я спросил вас, «кто перенес тысячу невзгод и жил подаянием, а теперь удостоился величайшего счастья?» — и вы обещали назвать мне имя того человека.

— Имя этого человека — Халаф, — отвечала царевна, — и это — вы.

Алтан-хан побледнел, а Халаф, услышав свое имя, упал в обморок. Все присутствовавшие заволновались. Юношу привели в чувство, и он обратился к царевне:

— О прекрасная госпожа, вы ошибаетесь! Халаф, сын Тимурташа, вовсе не счастлив сейчас. Скорее напротив, его сердце переполняет печаль!

— Вы правы, — ответила ему Турандохт, — сейчас у вас нет причин для веселья. Но вы были веселы в тот момент, когда задавали мне ваш вопрос! Так что не пытайтесь увильнуть с помощью всяких шуток, а признайте себя побежденным по чести. Вы потеряли всякое право на меня. Но чтобы не мучить вас дольше, торжественно объявляю перед всем почтенным собранием: я переменила свое намерение и теперь более расположена к вам. Ради сердечной склонности моего отца и ради ваших собственных достоинств я отказываюсь от предоставленной мне свободы. Я согласна стать вашей женой!

Мандарины и ученые старцы единодушно одобрили решение Турандохт. Обрадованный Алтан-хан обнял ее и воскликнул:

— Дитя мое, ты не могла сделать мне лучшего подарка! Твоя гордость и пренебрежение к женихам лишили меня всякой надежды на продолжение нашего рода. Как же я счастлив! Быть может, мне еще посчастливится увидеть внуков, и родной мне по крови царевич наследует это государство. Наконец-то ненависть в твоем сердце уступила место любви — и больше всего меня радует то, что твоим избранником стал юноша, которого я успел полюбить, как сына, и который мне стал всех дороже. Но каким волшебством тебе удалось открыть имя этого молодого героя?

— Здесь волшебство ни при чем, о отец! — сказала она. — Я узнала его случайно, естественным образом: одна из моих невольниц этой ночью ходила к нему и сумела выведать его имя.

— О чарующая взоры царевна! — сказал ей Халаф. — Ты возрождаешь меня из праха, ты вызволяешь меня из бездны отчаяния на самые вершины славы и счастья! Прости мои несправедливые подозрения, ибо я не знал, какое блаженство мне уготовано! Я жажду вымолить прощение у твоих ног.