Роковая ночь

Тогда хорезмийцы провозгласили Халафа султаном, а Тимурташ вернулся на родину. Там его приняли с радостью и вновь признали государем. Но он не остановился на этом, а выступил в поход на Гирканию, чтобы отомстить за предательство, совершенное некогда тамошним военачальником. Тимурташу удалось наказать неверных и стереть позор поражения при Дженде, откуда раньше Халафу едва удалось спастись бегством. Теперь царь Гиркании вынужден был признать свое поражение в борьбе с Тимурташем и уступить ему трон. Только после этого старый хан вернулся в Джагатай, где дожидались известий Алмас и Турандохт.

Так настал конец несчастьям Халафа и его семьи. Его образ правления снискал ему расположение хорезмийцев, и на долгое время в его владениях воцарился мир. Турандохт родила ему еще одного сына, а Тимурташ и его жена уехали в свою прежнюю столицу — Астрахань, где провели остаток жизни. Предводитель племени барлас возвратился со своим войском к себе, получив щедрую награду за помощь, оказанную ханской семье.

Сыновья Турандохт и Халафа выросли прекрасными юношами и унаследовали: один — китайский престол, другой — хорезмский.

Некогда правителем Дамаска был царь по имени Бадр-эд-Дин. Его советник Ата-уль-Мульк служил ему с достойным всяческой похвалы бескорыстием. Он принимал близко к сердцу государственные дела и никогда не жаловался на усталость. Словом, это был честный и преданный советник. Свое прозвище Печального везира он заслужил потому, что никогда не смеялся, услышав шутку, и вообще постоянно был серьезен.

Как-то раз царь пересказал ему одно из своих приключений, которое казалось ему смешным, но Ата-уль-Мульк выслушал его, даже не улыбнувшись.

— Ата-уль-Мульк! — сказал царь, удивленный тем, что его рассказ показался скучным. — Ты служишь мне десять лет, но ни разу я не видел тебя радостным или взволнованным!

— Нет человека, который не имел бы причин печалиться, — ответил тот.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил царь. — У тебя есть какое-то тайное горе, которым ты не делился со мной?

— Да, государь мой, но такова обычная участь сынов Адама! Вот вы — разве вы вполне счастливы?

— О! Как я могу быть счастливым, — вскричал царь, — когда груз государственной власти давит на мои плечи?! Неужели ты думаешь, что кто-нибудь может считаться счастливым, имея столько врагов, сколько я? Вот мои подданные — другое дело. Я уверен, что среди них найдется множество беспечальных и беззаботных людей. Однако если ты уверен, что наш удел — скорбь, то согласись все же, что она омрачает нашу жизнь не в равной степени! Судьба испытывает людей неодинаково — так отчего же ты грустишь и отказываешь себе в удовольствиях?

— Государь мой, — сказал Ата-уль-Мульк, — причину моей тоски вам откроет повесть о моих приключениях.

Моего отца звали Ходжа Абдаллах. Он был богатым ювелиром в Багдаде и не пожалел средств на мое обучение. По его настоянию я выучился наукам; он нанял учителей, которые обучали меня разным языкам. Когда он решил, что я накопил достаточно полезных знаний, то захотел отправить меня в путешествие по Азии, чтобы я повидал и другие страны. Но я больше всего любил удовольствия! Мое мотовство и легкомысленное отношение к жизни огорчали отца: я перестал придавать значение его советам, полагая, что они продиктованы старческой немощью. Его мудрые увещевания оставались безо всяких последствий, ибо я их не слушал. Однажды он позвал меня в сад на прогулку и повел такую речь:

— Я вижу, напрасны мои усилия направить тебя по верному пути. Что же, скоро ты избавишься от надоедливых советов отца. Я чувствую, что стою на пороге Вечности и вот-вот покину тебя. Ты останешься владельцем огромного состояния и, если твоя несчастная судьба приведет тебя к полному разорению, можешь надеяться только на дерево, растущее посередине этого сада. Да, сын мой, если ты промотаешь все мои неисчислимые богатства, тебе не останется ничего иного, как привязать веревку к одной из ветвей и тем избавить себя от бедности и связанных с ней страданий.

И действительно, вскоре он умер. Я устроил пышные похороны, а затем осмотрел наследство: оно оказалось огромным! Это разожгло мою страсть к роскоши и забавам всякого рода. Я увеличил количество прислуги, собрал вокруг себя всю багдадскую молодежь и предался развлечениям, пьянству и всяким излишествам. Через некоторое время мое состояние заметно уменьшилось, а потом и вовсе исчезло. Мои друзья и знакомые перестали посещать мой дом. Слуги перешли к другим хозяевам, невольников я вынужден был продать. Оставшись один, я вспомнил все, что говорил мне отец, но увы! Было слишком поздно! Как я горевал о том, что не слушал его… Но оставалось еще одно средство, которое он мне советовал: повеситься, чтобы избавить себя от горестей нищеты. Не сомневаясь более в правоте моего отца, я решил исполнить по крайней мере этот совет. Я продал дом, оставив себе только сад, и прожил последние деньги. Затем я купил веревку, взял два больших камня и отправился к тому дереву. «Если я не устроил свою жизнь так, как хотел мой родитель, — подумал я, — то пусть уж моя смерть будет такой, как он пожелал!» — и с этой мыслью привязал к нижней ветке веревку. На конце ее я сделал скользящую петлю, подтащил поближе два больших камня и влез на них.

Потом я просунул голову в петлю и оттолкнул камни ногами. Горло у меня перехватило, и я потерял сознание от удушья. Ветка тем временем обломилась, и я свалился на землю.

Когда я пришел в себя и огляделся, оказалось, что эта ветвь была полой и внутри ее зияла пустота. С удивлением я обнаружил несколько алмазов, вывалившихся из нее и лежавших в траве. «Может, и ствол пустой?» — подумал я и бросился за топором. Прорубив поверхность ствола, я обнаружил внутри его клад: тут были изумруды, рубины и другие драгоценные камни. Печаль моя уступила место радости, и я снял с шеи веревку. Это происшествие окончательно убедило меня в предусмотрительности отца и в том, что все его советы были продиктованы любовью ко мне.

Отныне я решил следовать его воле. Если раньше я предавался развлечениям, то теперь стал находить удовольствие в иных занятиях. Воздержанность, путешествия и торговое дело заменили мне былые увеселения и распутство. Отец передал мне свои познания в ювелирном деле, и я неплохо разбирался в драгоценных камнях. И вот я решил съездить в Ормуз; путь туда лежал морем, и я договорился с двумя багдадскими купцами о том, чтобы войти в долю и вести дело совместно. Мы отправились в путь и всю дорогу до Ормуза плыли благополучно, в мире и дружбе между собой. Но уже в конце пути мне пришлось убедиться в том, что мои товарищи не так хороши, как я думал. В один из вечеров мы сели за трапезу, беседовали и пили вино. Около полуночи я встал, лег на постель и задремал. Пробудился я оттого, что почувствовал себя в воздухе, но ничего не успел понять до того мгновения, как очутился в воде за бортом корабля. Оказывается, мои компаньоны подошли к ложу, где я сладко похрапывал, взяли меня за руки — за ноги, оттащили к борту и швырнули вниз! Так я очутился в открытом море. Была ужасная погода, дул ветер, но волны не накрывали меня, а, напротив, несли все дальше, пока по удивительному стечению обстоятельств не выбросили на скалистый берег залива. Ощутив себя на суше, я поднялся на ноги и провел остаток ночи, благодаря судьбу и провидение, спасшие меня от гибели. Как ни странно, опасность не отразилась на моем здоровье.