Роковая ночь

Вернувшись на постоялый двор, царь Дамаска сказал Ата-уль-Мульку:

— Вот мы и нашли счастливого человека — правителя, довольного всем.

И князь Сейф-уль-Мулюк с ним согласился. Ата-уль-Мульк же заметил:

— Э, люди несведущи в искусстве притворства, которое в ходу при дворе! Распознать его трудно. Я же пока остаюсь при своем мнении. Кто знает — возможно, этот правитель принуждает себя развлекаться, а его душа полна терний. Может быть, удовольствия, которым он предается, стоят ему большой выдержки.

На следующий день каждый из них взял с собой по шкатулке с алмазами и, придя во дворец, попросил разрешения представиться самому Хормузу. Все трое назвали себя ювелирами, путешествующими от одного двора к другому, чтобы продавать свои изделия. Царь пожелал их увидеть и взглянуть на драгоценности. Путешественников допустили к царю. Тот рассмотрел все, что ему предоставили для выбора; особенно ему понравился алмаз величиной с голубиное яйцо.

— Откуда это и где вы нашли столь великолепный камень? — спросил он восхищенно.

Ата-уль-Мульк, некогда занимавшийся ювелирным делом, ответил:

— С острова Сарандиб, ваше величество. Быть может, вы изволите принять его в подарок?

Астраханский правитель с радостью согласился принять этот дар, а трем ювелирам велел отвести во дворце великолепные покои. Путешественников пригласили принять участие в развлечениях двора. Все вельможи, один за другим, пришли познакомиться с ними.

Однако мнимые ювелиры интересовались не столько этими знакомствами и застольем, сколько судьбой царя, Не Знающего Скорби. Ничто в его поведении не могло навести на мысль о страданиях и тоске, и Бадр-эд-Дин сказал своему министру и князю:

— Если судить лишь по внешности, то счастливый человек — перед нами. Но как можем мы проникнуть в его мысли и узнать, что таится в душе?

Министр ответил:

— Единственный выход из положения — рассказать ему, кто мы такие и зачем пожаловали к нему. Тогда, может быть, он поведает истину.

И вот они втроем предстали перед царем, чтобы принять участие в его развлечениях, и попросили его побеседовать с ними с глазу на глаз, без придворных. Хормуз исполнил их просьбу и услышал вот что.

— О царь! — сказал ему Бадр-эд-Дин. — Хоть мы и выдаем здесь себя за торговцев камнями, но на самом деле мы не ювелиры. Я — повелитель Дамаска, а эти двое — министр Ата-уль-Мульк и мой приближенный, князь Сейф-уль-Мулюк.

Сначала астраханский царь удивился, а потом, когда услышал от Бадр-эд-Дина о причинах его путешествия, расхохотался.

— Мы оставили Дамаск, — говорил ему Бадр-эд-Дин, — и прибыли в вашу страну, называемую Гиркассия, поскольку полагаем, что вы — повелитель этой страны и царь астраханский — на самом деле не знаете скорби и живете счастливо. Прошу вас, откройте нам правду: довольны ли вы судьбой?

— Ну если вы так настаиваете и если это так важно, то скажу вам: я согласен с вашим министром по имени Ата-уль-Мульк. Да будет вам известно, что, несмотря на титул царя, Не Знающего Скорби, я — несчастнейший из всех живущих под солнцем правителей!

Удивленный таким сообщением, царь Дамаска выразил желание узнать причину этого несчастья, и Хормуз пообещал ему все рассказать.

Однажды ночью, когда все во дворце отошли ко сну и наступила тишина, в покои дамасских путешественников явился евнух, посланный правителем Астрахани. Он отвел их к Хормузу. Тот взял Бадр-эд-Дина за руку и пригласил следовать за собой. Они прошли на женскую половину дворца и миновали две комнаты, остановившись перед третьей. Здесь хозяин дворца подвел своего гостя к двери и велел ему заглянуть внутрь. Бадр-эд-Дин послушался и увидел в комнате ложе, а на нем — прекрасную даму, изящно сложенную и улыбающуюся. Она внимательно слушала старую рабыню.

— Вот причина моих терзаний, — сказал астраханский царь.

— Она вас не любит? — спросил Бадр-эд-Дин. — Или ее равнодушие к вам…

— О нет, — ответил ему хозяин дворца, — на ее равнодушие я пожаловаться не могу. Напротив, эта прекрасная и знатная особа любит меня не меньше, чем я ее.

— Чем же тогда она может вас опечалить?

— Сейчас вы это увидите, — сказал Хормуз, входя в комнату, — только не сходите с места и следите за тем, что будет происходить.

Он приблизился к красавице, и — неслыханное чудо! — она потеряла свою прелесть, и краска сбежала с ее лица. Она сделалась безжизненной, точно мертвое тело. Тогда царь повернул назад, и, по мере того как он удалялся от ложа, эта прекрасная женщина стала оживать и приходить в чувство. К ней вернулся и цвет лица, и улыбка, — казалось, что солнце вновь выглянуло из-за облака.

— Перед вами — царица, моя жена, — сказал Не Знающий Скорби, — можете ли вы подумать теперь, что в моем лице вы нашли того беззаботного счастливца, которого искали?

И он поведал свою историю.

— Пять лет назад я выехал путешествовать. Меня сопровождала многочисленная свита, состоявшая из астраханских вельмож, один из которых — Хусейн — был назначен моим опекуном на время поездки. Мы прибыли в Отрар, и там я обратился к Хусейну с такими словами:

— Мне надоело путешествовать так, чтобы все знали, что перед ними наследник престола. В каждом городе мне воздают почести, а я щедро одариваю тех, кто меня приветствует… Будь я простым путешественником, поездка принесла бы мне больше пользы и удовольствия! Я мог бы наблюдать, как живут люди, и слушать, о чем они говорят. — Мой опекун одобрил это суждение.

— Прекрасная мысль! — сказал он. — Оставьте здесь вашу свиту. Нам понадобится лишь пара лошадей. О мой царевич, поедем-ка мы в Хорезм!

Так мы и сделали. Достигнув Хорезма, мы поселились на постоялом дворе, где нас сочли обыкновенными путешественниками. Наутро после приезда мы отправились осматривать городские улицы, мечети и прочие постройки, но из всех достопримечательностей особенно удивились одной: невысокая стена ограждала обширный участок земли; над нею на равном расстоянии друг от друга вздымались башни. Стоило нам войти за ограду, как нас оглушило множество голосов; было так шумно, что мы сначала подумали — уж не служит ли эта странная стена преградой, отделяющей безумцев от прочих горожан, голоса доносились из высоких и узких башен, и среди других ясно выделялся один, непрестанно твердивший арабские стихи в честь прекрасной возлюбленной. Один из местных жителей услышал, как мы с Хусейном обсуждали назначение этих высоких башен, и вмешался в нашу беседу:

— Вы, я вижу, действительно чужие в этой стране, если не знаете, что все находящиеся здесь юноши — безумцы, лишившиеся рассудка от одного взгляда на дочь нашего султана. Иногда она выходит без покрывала поиграть неподалеку отсюда, но горе тем, кто собирается глазеть на нее! Если ее увидишь хоть раз, то начнешь чахнуть от тоски по ней и в конце концов потеряешь разум. Вот таких-то безумцев и заключают в башни.