Ким Уилкинз - Призрак острова 

Конечно, я любила маму, но в ее жизни было столько сумбура. Она родилась неудачницей и до сих пор оставалась ею. Я наблюдала за ее постоянными поражениями — в отношениях с мужчинами, в работе, в попытках сидеть на диетах — вечные жалобы на недостаток денег, мозгов или удачи, и никогда она не задумывалась, что на самом деле ей не хватало возможности управлять своей жизнью. Я была не такая. Мне хотелось убежать из тех мест, где я родилась, от социальных очередей, из переполненных школ, от того, что каждые два месяца отключают телефон за неуплату. Когда я получила работу на станции «Киркья», у меня появился шанс вырваться оттуда, откуда мечтала. От переживаний я не могла спать ночами. Я не хотела быть заживо поглощенной обстоятельствами. Я не хотела, как мама, тратить столько времени на то, чтобы слушать предсказания, что приготовила судьба на этот раз, и не осознавать, что свое будущее мы строим сами.

«Темные силы сгустились вокруг Виктории».

Мама хотела вернуть меня домой и теперь готова говорить все что угодно, лишь бы я приехала. Я не понимала, почему ей этого хотелось. Потому что она скучала без меня или потому что чувствовала правильность моих решений и ошибочность ее выбора жизненного пути. Но методы убеждения, которые выбрала она, мне совсем не нравились. Как-то я сказала Гуннару, что я не из пугливых.

Кстати, даже получив мамино письмо, я не вернулась. Все еще было впереди.

В тот вечер я впервые заступила на смену в контрольной комнате в одиночестве. Ночная смена длилась с восьми до четырех, но для меня это было несложно, так как я не понаслышке знала, что такое бессонные ночи. Я сменила Алекса и первые несколько часов выполняла задания, которые были в списке. К часу ночи я сделала почти всю работу. Выключив яркий флюоресцентный свет, я оставила светящимися только три компьютерных экрана. Комната была круглой формы, почти все стены состояли из окон размером от пола до потолка. Глядя в них, я видела, что все небо было покрыто облаками, на фоне которых, словно чернильные пятна, выделялись верхушки деревьев. Мне нужно было читать учебник, но я отложила книгу в сторону, села на длинную лавку, стоявшую рядом с лестницей, а потом прилегла, радуясь возможности побыть в одиночестве. Так я лежала долго, думая о разном. Каждые десять секунд трансмиттер издавал слабое пиканье. В батареях слышалось слабое жужжание. Тихо гудел принтер. Темнота и покой.

Я и не заметила, как заснула.

Звук моего дыхания. Балконная дверь распахивается настежь. Холодный ветер обдувает кожу. Поежившись, села, оглянулась. Тело будто парализовало. Накатила волна страха. Казалось, кто-то еще находится в комнате.

Бр-р-р-инг.

Телефон. Я потянулась к трубке, продолжая оглядываться. Нет, дверь закрыта. Я, как и прежде, одна в комнате.

— Алло?

— Вики? Это Гуннар.

Я взглянула на часы, висевшие у меня над головой.

— Гуннар, два часа ночи.

— В Амстердаме три, — произнес он веселым голосом. — Я только что вернулся в гостиницу. Я вспомнил, что сегодня твое первое ночное дежурство, и подумал, дай-ка позвоню, спрошу как дела.

Я слышала другие мужские голоса, говорившие что-то Гуннару по-норвежски. Я не знала, что они говорили, но по тону чувствовалось, что они подтрунивают над своим приятелем, который разговаривает по телефону с девушкой. Раз Гуннар, находясь на отдыхе, не забыл о моем первом ночном дежурстве, значит, я все еще нравлюсь ему.

— Все идет хорошо, спасибо.

— У тебя был взволнованный голос, когда ты взяла трубку.

— Просто сонный. Я заснула и увидела плохой сон.

— О? И что же тебе приснилось? Старая ведьма, которая сидит на твоей груди?

— Я… ну… мне приснилось, как будто кто-то открыл дверь на балкон…

— Это она. Ведьма.

— Гуннар, ты все никак не уймешься со своими шуточками?

Он издал довольный смешок.

— Нет. Алексу и Ёзефу обоим снилось, что она явилась к ним, во время их ночного дежурства. Они думали, это — привидение, пока Ёзеф не обнаружил, что им снился один и тот же сон на почве нервного расстройства, особенно в то время и после тех обстоятельств.

Сон на почве нервного расстройства. Вот это мне нравилось слышать. Возможно, мой случай с березовыми ветками объясняется тем же самым.

— Расскажи мне поподробнее.

— Это называется обособленный сонный паралич, случается чаще всего, когда человек только-только засыпает, и обычно сопровождается гипнотическими галлюцинациями, будто кто-то присутствует в помещении.

— Обособленный сонный паралич?

— Мне больше нравится другое название. Ведьма.

— А что ты скажешь по поводу разыгравшегося воображения, если увидишь за окном существо с соломенными всклокоченными волосами, которое дает тебе совет? Это тоже сон, вызванный нервным расстройством?

— Нет, об этом я ничего не слышал.

— Черт. Ты бы хохотал надо мной, Гуннар. Я кричала как девчонка.

— Ты и есть девчонка.

— Маленькая девчонка.

— А что он сказал?

— Кто?

— Тот, с волосами.

— О! Что-то вроде того, чтобы я не купалась в озере. Не то водяной заберет меня к себе.

Недолгое молчание на линии. Потом Гуннар сказал настороженно:

— Правда?

— Да, правда. Почему ты замолчал?

Его голос снова стал нормальным.

— Когда закончишь работу, зайди в мою комнату. Там на столе лежит книга о мифологических созданиях. Тебе будет интересно почитать.

— Зачем? Узнать, кто такой водяной?

Шумные голоса раздались на том конце провода.

— Ладно, почитай. Меня зовут. Мы собираемся гулять.

— В три часа ночи?

— Это же Амстердам. Ключ в горшке с увядшим растением, который стоит у черного входа в мою комнату.

— Гуннар, просто скажи мне, что…

— Все-все, пока.

В телефоне послышался сухой щелчок. Комната наполнилась холодом, поэтому я включила отопление. Остаток своего дежурства я провела в ожидании Гордона, который пришел в четыре часа.

Первым делом, зайдя к себе, я приняла душ и надела пижаму. Мне показалось глупым бежать со всех ног в комнату Гуннара и искать книгу, о которой он сказал. Это было не так важно для меня, и мне в самом деле было все равно, кто такой водяной, тем более что где-то я уже слышала это слово, в каком-то фильме или разговоре или читала в книге и примерно представляла, кто это может быть. Но когда начало светать, а я так и лежала без сна, я решила, что просто должна все узнать. Накинув спортивную куртку прямо на пижаму, я вышла из комнаты. Задняя дверь кабины Гуннара находилась приблизительно в десяти метрах от моей передней двери, и это пространство разделялось деревянным двухметровым забором — такой ужасной ценой обеспечивалось частное пространство каждого. Обойдя забор, я подошла к цветочному горшку, о котором он говорил. Ключ был спрятан в нем. Я открыла дверь и вошла внутрь.