Ольга Тартынская - Такое кино

— Даже не знаю, с чего начать! — проговорил гость с улыбкой и принялся за еду.

А Жене вспоминался Киев, бесконечные прогулки по булгаковским местам, семь пыльных комнат турбинского дома на Андреевском спуске — волшебная сказка, которую ей подарил тогда Сашка, как и она, обожавший «Белую гвардию». Малоподвальная (или Малопровальная?), Владимир с крестом, Подол, Крещатик — прекраснейший город на земле! И невольно всплыло еще одно воспоминание: они с Сашкой шли по Андреевскому спуску, где разместились художники, рисующие портреты и торгующие всякими авторскими поделками и украшениями. Они оживленно болтали, смеялись, поглощенные друг другом. Проходившая мимо пожилая женщина оглядела сначала Сашку, потом Женю с головы до ног и возмущенно пробормотала:

— Совсем с ума сошли!

И пошла своей дорогой.

Потом, когда Мордвинова приезжала в Киев или же Сашка по делам наведывался в Москву, он знакомил ее с друзьями и непременно добавлял:

— Женщина, в которую я давно и безнадежно влюблен.

Потом как-то все сошло на нет. Женя давно не была в Киеве, Сашка перестал приезжать в Москву. А жаль, им было так интересно вместе и весело.

Мордвинова поймала себя на том, что думает о человеке, который сейчас сидит перед ней! Нет, это незнакомый молодой мужчина, симпатичный, с какими-то родными глазами. Только-то.

— Ты спроси что-нибудь? — предложил киевский гость.

Женя очнулась. Она сидела над нетронутой тарелкой и вертела вилку в руках.

— Чем ты занимаешься? — спросила и поняла, что задала формальный вопрос.

Однако Сашка воспринял его как должное. Он подробно рассказал о своей работе в еврейском издательстве, где делал на компьютере макеты книг. Да, он был по отцу еврей, Женя вспомнила об этом. Его отец служил фотографом на киностудии им. А. Довженко, однако в воспитании сына участия не принимал, пока Сашка не вырос. Потом, кажется, его родители снова сошлись, ну да Бог с ними!

— А ты? — в свою очередь задал вопрос гость.

— Я? — Женя хотела сказать, что у нее все кончено: завтра юбилей. Будет отмечать прощание с женственностью и переход в разряд старух. Однако сдержалась и произнесла коронную фразу: — Работаю в кино.

— В кино? — Сашка удивился. — Снимаешься?

Женя шутливо перекрестилась:

— Свят, свят, свят! Всего лишь рядовой костюмер. Говорю так обычно, чтобы пыль в глаза пустить.

Она взялась наливать чай, чтобы скрыть нахлынувшую грусть.

— Расскажи о своей семье! — попросила, вернувшись на место.

Сашка ничуть не смутился, не замялся, а принялся говорить с теплотой и улыбкой о жене, которая старше его на несколько лет, о пятилетием сынишке и крохотной дочке.

Опять появилось непрошеное воспоминание: вокзал в Киеве, московский поезд вот-вот отправится, Светка устала нервничать и давно уже заняла место в купе, а Мордвинова прощается с Сашкой.

— Не торопись жениться! — вдруг заявила она.

— Обещаю! — голос его дрожит.

Она потянулась, чтобы чмокнуть Сашку в щеку на прощание, однако он исхитрился поймать поцелуй губами. Женя покосилась на проводницу, которая проявляла нетерпение, потрепала Сашкины вихры и забралась в вагон. Поезд тронулся…

— Как Аня? — поинтересовался киевский гость. — Наверное, красавица?

— Увидишь, когда вернется с работы. Вкалываем вместе на одном проекте.

Он тактично не стал спрашивать Женю о спутнике жизни.

И что дальше? Дальше-то что? Рада ли я его видеть? Рада. Решусь ли предложить задуманное? Ох, как непросто, оказывается! Ничего, привыкну к нему сейчас, ведь уже почти вспомнила, почти узнала…

После обеда Женя сослалась на предпраздничные хлопоты (не соврала!) и предоставила Сашку самому себе.

— Я прогуляюсь, посмотрю город, давно здесь не был, — сообщил гость. — Схожу в музей Булгакова в «нехорошей квартире».

Он не стал мешкать, скоро ушел. Женя созвонилась со Светкой, уточнила некоторые детали завтрашнего торжества и сообщила о приезде Сашки.

— Ну и как он? — загорелась любопытством подруга.

— Что ты хочешь услышать? Изменился, конечно. Взрослый мужик, как-никак. Женат, двое детей.

— Ну а с тобой-то как? — не отставала Светка.

— Мило.

— И все?! — разочарованно протянула подруга.

— Свет, а что ты хочешь? Женатый человек приехал к старой московской знакомой, заодно и город посмотреть. Рядовая ситуация. Да что еще может быть?

Она едва не сорвалась в слезы.

— Что ты, Жень, не расстраивайся, — испугалась Светка. — Приехал же. Как это его жена отпустила?

Мордвинова рявкнула:

— Да ей не придет в голову ревновать к старой тетке!

— Ну, зря ты так, Жень, — обиделась подруга. — Я ведь всего на год тебя моложе, но старой теткой себя не считаю!

— Знаешь, — стихла Женя, — Сашка тут ни при чем. Это все завтрашний юбилей и подлец Туринский. Уж не мог выкроить пару часов…

Опять, опять о том же. И опять слезы. Вот уж совсем ни к чему. Ко мне приехал молодой мужчина, а я вспоминаю потасканного гения, в трудный момент бросившего меня на произвол судьбы!

Однако как же быть с этим молодым мужчиной?

Был тяжелый день: пятьдесят человек массовки. Снимали в Подмосковье, на поле, продуваемом всеми ветрами. Сложнейший грим: нужно было показать жертв воздушного налета, мертвые тела. Аня с Олей и Машей с ног валились: фактурили костюмы, пачкая их и заливая киношной кровью, одевали массовку, застегивая бесконечные пуговицы и затягивая ремни.

Погруженная в работу, которая, казалось бы, не оставляла места ни для чего другого, Аня прокручивала в памяти вчерашний вечер, мысленно перебирая каждый жест, каждое слово, сказанное Тимом.

Аня всегда считала, что мужчина должен быть активной стороной в отношениях. Конечно, в наше время это атавизм, нынешние женщины сами решают, чего и кого хотят, и добиваются этого. Оттого представители сильного пола сделались слабым полом. Однако есть все же в этом какая-то ненормальность.

Должна ли женщина делать первый шаг? Навязывать себя понравившемуся мужчине? Обычно Аня предпочитала, чтобы ее внимания добивались, завоевывали ее расположение.

То, что произошло с ней вчера, выходило за рамки привычной модели поведения. Она сама пригласила мужчину гулять, а потом завела в кафе, когда они окончательно продрогли на ноябрьском ветру. Амазонка, твою мать.

Но ведь бывают случаи, говорила она себе в оправдание, когда люди от нерешительности упускают шанс обрести счастье, по глупости пропускают главное в своей жизни. И часто это бывает необратимо. Уж лучше прослыть отвязной эмансипе, чем чувствовать раскаяние от потери единственного шанса на любовь.

Она многое узнала об этом человеке с первых же минут. Когда они гуляли в старинных, еще не изувеченных переулках Китай-города, Тим рассказал о себе. Он приехал из северного городка, где осталась его мать-пенсионерка, всю жизнь проработавшая на заводе. Отец в одночасье сгорел от рака. Непростой был человек, хотя и работяга с завода. Знал несметное количество стихов наизусть, был философом и мечтателем.