Джоан Джонстон - Подари мне лошадку

Ну мог ли он при этом продолжать говорить ей об их совместном будущем? И все же он считал своим долгом возразить:

- Ты действительно думаешь, что твоя жизнь зависит от того, сколько времени Сюзанне понадобится, чтобы окончательно выздороветь? Но ведь ясности не будет до тех пор, пока ремиссия не продлится пять лет! Пять лет, Мара-Это долгий срок.

- Я знаю. Наверное, я выгляжу смешно. Но мне нужно время, чтобы поверить, что у нас действительно есть будущее - у меня и у Сюзанны.

Он с болью убедился, что его не включают в картину будущей жизни.

- Год, - продолжала Мара. - Если ремиссия продлится год, я разрешу себе надеяться.

Но сейчас еще опасно верить в будущее. Ведь ты понимаешь, правда?

Он понимал ее. Да, так оно и есть. Мара не хочет давать ему и самой себе обещаний, которых не сможет сдержать. Он хотел сказать, что они могли бы остаться вместе, даже если произойдет худшее - если Сюзанна умрет. Но он понял, что не сможет даже выговорить подобных слов. Сюзанна стала ему так дорога за это время, будто она его плоть и кровь.

Любому постороннему наблюдателю они показались бы нормальной, вполне счастливой семьей - в течение зимы и весны. Сюзанна быстро поправилась настолько, чтобы начать шалить. Это создало новые проблемы для Фалькона с Марой. Они больше не были осторожными родителями больного ребенка - они были родителями, которые стараются вырастить послушную, честную, ответственную и самостоятельную дочь.

Фалькон неожиданно обнаружил, что сочувствует своим родителям в том, что касается строгого воспитания и строгих правил, которые они пытались внушить своим детям. За время своей болезни Сюзанна привыкла, что с ней все носятся, исполняют любые ее желания. Первый раз, когда Фалькон настоял на том, чтобы она подняла и повесила свое полотенце на вешалку в ванной, Сюзанна повела себя как настоящий избалованный ребенок.

- Повесь сам, - сказала она.

Фалькон немного растерялся, но сразу решил, что не позволит восьмилетнему ребенку командовать собой.

- Подними-ка его, Сюзи. Иначе ты сейчас пойдешь в свою комнату и проведешь остаток утра в серьезных раздумьях. Не мешает тебе поразмыслить о том, как вести себя в нашей семье.

- Ты не мой папа, - закричала Сюзанна. - Ты не можешь мне приказывать!

Фалькон был ошеломлен выходкой этого ребенка, который последние девять месяцев значил для него больше всего на свете. И правда, не он отец Сюзанны, но и отец не мог бы быть добрее, мягче с ней все это время, чем был он. Но память у детей - это он понял - короткая и своеобразная.

- Сюзанна Эйнсворт! Ты сейчас же извинишься перед Фальконом! - Мара слышала их диалог и тоже была поражена поведением дочери. - Ты немедленно поднимешь полотенце и повесишь его на вешалку. А потом отправишься к себе в комнату и просидишь там до обеда.

- Извини, Фалькон, - недовольным голосом произнесла девочка и повернулась к матери. - Я же подняла полотенце. - Она действительно повесила его на место. - Почему я должна идти в комнату?

- Потому что ты была грубой и несправедливой, - ответила Мара.

- Почему я должна слушаться Фалькона? - капризно спросила Сюзанна. - Ведь он и правда не настоящий мой отец!

Мара быстро взглянула на Фалькона - его лицо будто окаменело - и на дочь. Эта девочка - единственное, что их связывает с Фальконом. Это из-за нее он находится в подвешенном состоянии, пока она не выздоровеет. Это из-за нее он в таком дурацком положении. От нее все зависит. Пора ей понять это.

- Фалькон на самом деле твой отец, - сказала Мара, - и ты должна делать то, что он говорит. Ты должна повиноваться ему и уважать его.

Сюзанна обратила к Фалькону широко раскрытые карие глаза.

- Ты действительно мой папа? Навсегда, да? - В ее голосе теперь было скорее любопытство, чем воинственность.

Фалькон в отчаянии посмотрел на Мару. Ему хотелось сказать "да", хотелось, чтобы она подтвердила это.

Мара поняла, что должна принять решение.

- Да, - ответила она за Фалькона. И это оказалось легко, очень легко согласиться на жизнь с Фальконом.

Их глаза встретились на секунду. Мара была потрясена глубиной чувства во взгляде Фалькона. Она поняла, что поступила правильно. Она связана с этим человеком. На все времена. Они вместе встретят и радость, и беду. И богатство - а он начал уже тратить деньги, как Крез, - и бедность. Болезни - и не одну только болезнь Сюзанны - и здоровье. Оставалось сказать это наконец вслух.

Только сейчас, ступив на край пропасти, Мара испугалась, захочет ли Фалькон заключить ее в свои объятья.

- Ну ладно, будь моим папой, - милостиво произнесла Сюзанна так, как дети принимают вещи, которые им не дано выбирать, - с апломбом и несомненным достоинством. - Извини, Фалькон, - повторила она уже со смирением в голосе. Она подошла к нему и обвила руками его талию. - Вообще-то я рада, что ты теперь навсегда мой папа. Мне нравятся такие люди, как ты. - И она подняла к нему невинное, ангельское лицо. - Мне все еще надо идти в комнату?

Фалькон взял девочку на руки и сильно встряхнул ее.

- Господи, как же я все-таки люблю тебя, Сюзи! Я так рад, что ты навсегда моя дочка! - Потом он поставил ее на пол и добавил:

- И ты все равно должна идти в свою комнату. - Сюзанна скорчила рожицу.

- Ну хорошо. А если я посижу в комнате до обеда, можно мы поедем после обеда кататься?

Фалькон покачал головой, удивляясь ее настойчивости. Он вопросительно взглянул на Мару, та кивнула.

- Хорошо, - согласился строгий отец. - До обеда ты подумаешь, а после обеда мы поедем кататься.

- Урра! - закричала Сюзанна и радостно побежала в свою комнату.

Фалькон с преувеличенным возмущением нахмурил брови.

- Я все сильнее начинаю уважать своих родителей, когда вижу, что происходит здесь, по другую сторону баррикады.

- Не так легко найти нужное слово в нужный момент, - задумчиво проговорила Мара.

- Но ты это серьезно сказала? Что я могу остаться отцом Сюзанны навсегда? Мара покраснела.

- Да, - прошептала она, - если хочешь.

- Если я хочу? Ты спрашиваешь! Я же люблю Сюзанну. - Он перевел дыхание. И я люблю тебя.

Мара ни разу не дала ему возможности высказаться.

- Мне нужно еще много всего переделать, если я поеду кататься с вами после обеда.

Она отступила на несколько шагов, потом повернулась и почти выбежала из комнаты. Она вела себя как норовистая молодая лошадка, которая вот уже подошла и взяла сахар из рук хозяина, но вдруг испугалась и убежала прочь. Как и лошадка, она знала, что вернется. Потому что тот, кто раз попробовал сахар, никогда не сможет забыть его вкус.

Нужно только подождать, пока ее разметанные мысли придут в порядок и чувства успокоятся. И дать ей понять, что он будет ждать, пока она не почувствует, что готова вступить в новую стадию их отношений.