Фабио - Таинственный

Джори была такой же красивой, какой он ее запомнил, а может быть, даже еще красивее. Но на этот раз выглядела, как показалось Сойеру, еще меньше и беззащитнее. Удивляясь этому, он опустил глаза и понял причину: Джори стояла на полу в носках. Она оказалась на несколько дюймов ниже, чем он думал, совсем как ребенок. И сейчас в ее больших зеленых глазах не горели дерзкие огоньки, она смотрела на него... неужели с опаской?

- Я услышала ваш голос и пришла поблагодарить за то, что вы привезли багаж, - сказала Джори, придерживая створку и очевидно ожидая, что Сойер войдет внутрь.

- Ну, я прослушал сообщение на автоответчике и решил просто забросить ваши чемоданы по дороге домой.

- Надеюсь, вам недалеко ехать. - Джори посмотрела мимо него на улицу, поежилась и закрыла дверь.

- Ничего, доберусь как-нибудь. - Даже в доме Сойер стоял наклонив голову, словно борясь с ветром, и это позволяло ему не встречаться с ней взглядом.

- Сегодня утром я тоже так думала, - напомнила Джори, - и видите, что из этого вышло. Наверное, вам лучше остаться здесь на ночь.

От неожиданности Сойер вздрогнул, посмотрел ей прямо в глаза и только тогда сообразил, о чем она говорила. Они ведь находятся в гостинице, и свободных номеров более чем достаточно. Джори вовсе не имела в виду...

Конечно, нет. Но она догадалась, о чем он подумал. Сойер понял это по тому, как дрогнули ее губы и как она поспешно отвела взгляд. Кашлянув, Джори пояснила:

- Я точно знаю, что у Гретхен есть свободные места, - я здесь единственный постоялец.

- Не сомневаюсь, что есть, но мне нужно домой.

- Почему? Вас ведь не ждет дома жена. - Голос Джори прозвучал немного насмешливо, и Сойер невольно улыбнулся в ответ.

- Нет, жена меня не ждет.

- Или вам нужно покормить домашнее животное? Кошку? Собаку? Канарейку?

- Канарейку? - переспросил Сойер.

- Нет, пожалуй, вы не из тех, кто держит канареек. Я бы даже сказала, что вы вообще не похожи на человека, у которого есть домашние животные.

- Это почему же, интересно?

Джори склонила голову набок и смерила его изучающим взглядом.

- Вы не стали бы заботиться о домашнем питомце.

Сойер опешил:

- Как вы можете делать такие нелепые выводы о малознакомом человеке?

- Я очень хорошо разбираюсь в людях.

- Неужели?

- Ну, по правде говоря, нет, - с готовностью согласилась Джори. - Я ужасно плохо разбираюсь в людях. Наверное, поэтому...

- Поэтому - что? - не выдержал Сойер. Джори смутилась:

- Не важно. Раз уж вам так нужно, то поезжайте. Возвращайтесь к своей канарейке или кто там у вас.

Сойер молча смотрел на нее. Ему очень захотелось остаться. Вовсе не из-за пурги w плохих дорог, а из-за самой Джори. Он хотел быть рядом с ней, присматривать за ней, чтобы защитить...

Джори перехватила его взгляд:

- В чем дело?

- Что вы имеете в виду?

- У вас был такой вид, будто вы подумали о чем-то ужасном.

Сойер снова - уже в который раз! - поразился. "Я и думал об ужасном".

- Мне пора, - бросил он и шагнул к выходу. Не оглядываясь, распахнул дверь и растворился в темноте.

Глава 3

Джори не спалось. Вернее, она проспала часа четыре или пять - так устала, что отключилась, как только коснулась головой подушки, - но еще до рассвета внезапно пробудилась как от толчка. Снова уснуть не удалось, и Джори долго лежала в темноте, слушая завывание ветра за окном. Потом она перебралась в изножье кровати и открыла жалюзи, чтобы можно было смотреть в окно. Но на улице все было бело, ей удалось разглядеть только очертания соседнего дома.

Ближе к утру, когда за окном начал заниматься серый рассвет, Джори стала разглядывать свою спальню. Комната была одновременно и знакомой, и незнакомой - в детстве она много раз ночевала здесь. Даже кровать осталась та же самая - допотопное металлическое сооружение с высокой спинкой и подножкой. Джори не помнила, стоял ли здесь раньше высокий комод, но узнала низенькую тумбочку с ящиками, мягкий стул с гнутой спинкой и высокую деревянную вешалку в углу, В маленькой комнате был дощатый пол, единственное окно выходило в переулок. С тех пор как Джори была здесь последний раз, стены перекрасили в другой цвет - раньше они- были тускло-золотистыми, теперь стали просто белыми.

Гретхен собиралась поселить ее в другой комнате - более просторной, которая раньше была родительской спальней, или в угловой, где когда-то находился кабинет ее отца. Но Джори под влиянием ностальгических чувств пожелала остановиться здесь, где много лет назад провела так много ночей. Особняк ее деда и бабки находился довольно далеко от центра городка, поэтому, если случалось задержаться в гостях допоздна, Джори предпочитала остаться на ночь, вместо того чтобы ехать домой на велосипеде. Папа Мэй боялся, что она попадет под машину или ее похитят, и не любил, когда внучка возвращалась одна в темноте.

- Не забывай, что ты Мэддок, - говаривал он. - И это не Нью-Йорк, где богачи идут по десять центов за дюжину. Здесь ты выделяешься, и тебе надо быть осторожнее.

Но несмотря на все предостережения, Джори никогда не думала, что в Близзард-Бэй ей может угрожать какая-то опасность. Девочка отлично ладила с друзьями, которые знали, что она из богатой семьи (даже более состоятельной, чем семья Эдриен) и что ее отец - крупный финансист.

Эдриен чем-то напоминала Джори старших сестер - Соню и Энн. Все три девушки были тонкими гибкими блондинками с нежными чертами лица и отличались спокойной сдержанностью, так соответствующей их внешности.

Став взрослее, Джори одновременно и завидовала сестрам, и жалела их: казалось, жизнь Сони и Энн была не слишком интересной, однако их это, по-видимому, вполне устраивало.

Старшие сестры были похожи между собой не только внешностью и чертами характера - они испытывали схожие чувства. Скажем, обеих раздражало, что Джори была любимицей отца - Мэйвилл Мэддок Второй души не чаял в младшей дочери, унаследовавшей его яркий темперамент и живые, подвижные черты лица.

Мать, напротив, держала Джори на расстоянии и обожала старших дочерей ее собственное почти зеркальное отражение в двух экземплярах. Джори это обстоятельство не слишком беспокоило: мать казалась ей скучной и мелочной, и девочка совсем не жалела, что проводит с ней мало времени. Когда Джори была помладше, она считала, что Аманда Мэддок ревнует мужа к собственной дочери, то есть к ней. Лишь после того, как брак родителей распался, она поняла, что Аманда и Мэйвилл никогда не любили друг друга. Тогда же Джори стало ясно, почему мать никогда не проявляла к ней особой теплоты - дочь слишком напоминала Аманде мужа, которого она с трудом терпела все двадцать пять лет.

И все-таки Аманда формально продолжала выполнять материнские обязанности. Так, всего несколько дней назад мать позвонила с юга Франции, чтобы пожелать ей приятной поездки с Куртом Хоуваном, - и вздохнула с облегчением, услышав, что Джори разорвала их отношения.