Патриция Хаган - Любовь и ярость

- А ты не можешь узнать её адрес? Можно было бы написать ей и сообщить, что мы скоро будем в Париже.

Он кивнул, - Думаю, это могут знать в местном отделении банка, в Силвер Бьют. Ты же знаешь, все эти годы я посылал ей деньги, хотя Дани ни разу даже не удосужилась вспомнить о моем существовании.

Китти крепко сжала его ладонь и прижалась к ней губами. - Может, теперь все будет по другому. Не забывай, она выросла за эти годы. И не исключено, что смогла раскусить Элейн.

Он, тяжело вздохнув, ничего не ответил и Китти поняла, что муж боится тешить себя напрасными надеждами.

- Ну, а теперь, - весело сказала она, поправив смятое платье и встав на ноги, - давай-ка приведем себя в порядок и отыщем нашего сына. Надо же сообщить ему новости.

Тревис вздрогнул и пришел в себя. Схватив за руку улыбающуюся жену он неожиданно притянул её к себе и, быстро перекатившись на живот, подмял её под себя. Накрыв Китти своим телом, он пылко прошептал, - Ну уж нет, милая, не так быстро. Пока ты угостила меня только закуской. Не пора ли перейти к основному блюду?!

И Китти ни на секунду не заколебалась. Бешено стучавшее сердце отозвалось на зов, любовь и страсть захватили их и влюбленные продолжили самозабвенный полет в страну чувственных наслаждений.

Глава 2

Франция

Июль 1889

Гевин Мейсон, как завороженный, не мог оторвать глаз от своего отражения в огромном, с человеческий рост, зеркале в массивной позолоченной раме.

Ему очень нравилось, то что он видел.

В зеркале отражался мужчина среднего роста, с хорошей фигурой, ... ни грамма лишнего веса, но и худым его никто бы не назвал, словом, по его собственному мнению, весьма привлекательной внешности и без единого недостатка.

Откинув с высокого лба прядь светлых непослушных волос, Гевин недовольно насупился. Черт бы побрал эти кудри. Вечно разлетающиеся во все стороны, пышные и непокорные, они придавали ему мальчишеский вид. Боже, как же он их ненавидел! Пришлось даже отрастить усы, но и с ними Гевин казался гораздо моложе своих двадцати пяти лет.

Цвет его вечно взлохмаченных волос нравился ему ещё меньше. Светло-пшеничного оттенка, они порой напоминали ему яичный желток. Тем не менее, женщинам он нравился - и его непослушные вихры, как ни странно, тоже. Ну что ж, оптимистично подумал он, значит, все не так уж плохо.

Он придвинулся ещё ближе к блестящей поверхности и принялся озабоченно разглядывать крохотное пятнышко в уголке глаза. Глазами он был совершенно доволен, ему был по душе даже их необычный темно-голубой цвет. Много лет назад одна из многочисленных шлюх, без которых он не мыслил своего существования, как-то в ярости крикнула ему, что у него взгляд как у ядовитой змеи. - Ты настоящая змей, - кричала она, - хоть и с синими глазами, настоящее отродье Сатаны!

Злобная усмешка искривила тонкие губы. Змея! Ну, что же, неплохо, он был даже польщен таким сравнением. Кое-кто из его приятелей, с кем он часто проводил время за дружеской попойкой, даже сами иногда называли его "змеей" и он не обижался. Казалось, что это прозвище делает его значительнее, старше ... что он становится больше похожим на отца. Да, с гордостью подумал он, Стюарт Мейсон был не последним человеком в Кентукки, и если бы не этот трижды проклятый Тревис Колтрейн, был бы жив и сейчас.

Его мальчишеское лицо исказила судорога гнева. Хотя он и был ещё почти ребенком, когда случилась беда, но отчетливо помнил все, как будто это случилось вчера. Перед его глазами снова возникла страшная картина: вот бездыханное тело отца вносят в дом и кладут на кухонный стол. В ушах звенит страшный крик матери, и маленький Гевин чувствует, как все холодеет внутри и судорога страха скручивает желудок. До сих пор ему иногда снилось мертвое лицо отца, залитое кровью и прямо между широко раскрытых глаз - черная дыра.

Вместе с людьми, которые принесли домой тело отца, пришла и Элейн Барбо. Именно она и была тем человеком, который взял на себя труд объяснить юному Гевину, что его отец верил в одно, а Тревис Колтрейн - в другое. Она сказала также, что Гевину ещё не раз придется слышать об отце разные небылицы, например, что он был членом страшного Ку-клукс-клана, и делал всякие ужасные вещи, но Элейн сказала, что мальчик не должен верить этому. - Твой отец, - продолжала шептать она, - был храбрейшим из храбрых, потому что жизни своей не пожалел, защищая то, во что свято верил. А верил он в превосходство белой расы и в то, что ниггеры должны знать свое место. И ты, Гевин, не должен думать плохо об отце ... - И он вырос с гордостью за Стюарта.

Его мать так никогда и не оправилась от этого удара. Казалось, желание жить покинуло её, она лежала целыми днями, забыв об осиротевшем Гевине, и не прошло и года, как её не стало. Единственные близкие родственники мальчика, дядя с женой, и не подумали взять к себе сироту. Этой бездетной паре шумный и подвижный ребенок показался слишком большой обузой. Они уже обсуждали, что, может быть, стоит отправить его в городской приют, но тут вмешалась Элейн. Категорически заявив, что не позволит сыну Стюарта жить с чужими людьми или рассчитывать на городскую благотворительность, она увезла мальчика с собой. Так Гевин впервые попал в огромный, фантастической красоты особняк семьи Барбо, и с этого момента он уже никогда не жил прежней жизнью. Он узнал, каково это - не знать ни в чем нужды, носить роскошную одежду, дорогую обувь, забыть о том, как ложиться спать на пустой желудок. Потом Элейн ненадолго уехала, а вернувшись, привезла с собой Дани Колтрейн. Бог свидетель, разве он рассердился на это? Кто бы знал, каково это было - жить бок о бок с отродьем человека, который лишил его отца, а ведь он, черт побери, и слова не сказал! И никогда бы не сделал этого, скорее по своей воле отправился бы в приют навечно. Он так и сказал тогда Элейн, а та, вздохнув, погладила мальчика по голове и объяснила коротко, что Дани не виновата в том, кто её отец. Она добавила, что девочка - дочь её родной сестры и, следовательно, член семьи Барбо, и это самое главное, а, значит, и обсуждать тут нечего.

Поначалу Гевину приходилось нелегко, но мало-помалу он притерпелся и привык. А по мере того, как они становились старше, девочка все больше начинала нравиться Гевину и теперь он удовольствием останавливал на ней взгляд. Шли годы, и Дани постепенно хорошела, превращалась в хрупкую, очаровательную девушку с глазами цвета свежего меда. По спине рассыпалась густая копна светло-каштановых волос, а изящная фигурка, стройная, как фарфоровая статуэтка, не раз заставляла сердце Гевина отчаянно колотиться в груди. Он сравнивал её с сочным, истекающим соком плодом, и у него чесались руки сорвать его.

Пока дети росли, внезапно скончался отец Элейн, а та, ничего не понимая в семейных делах, принялась хозяйничать сама И не прошло и нескольких лет, как они были разорены. Поэтому, когда французский аристократ граф Клод де Бонне сделал Элейн предложение, та не колебалась ни минуты. Облегченно вздохнув, она ухватилась за эту возможность и уехала во Францию. У де Бонне был прелестный маленький замок на вершине скалы на берегу Средиземного моря, недалеко от Монако. Туда Элейн перевезла и детей.