Мэриан Кайз - Не горюй !

Едва заметив меня, Кейт принялась вопить. И я к ней присоединилась. Как вы уже догадались, это перекладывание вины на мои плечи не далось мне легко. Но я выплеснула весь свой гнев и обиду на Хелен, Анну и маму, тогда как надо было высказать все Джеймсу. Им досталось совсем ни за что. Слабый голос рассудка напомнил мне, что я уже пыталась высказать все Джеймсу, но он посчитал это лишним доказательством моей незрелости. Кто знает, может, он был и прав. Обычно он бывает прав.

"Какая же он все-таки дрянь, - возмущенно подумала я. - Мне пора кончать бунтовать и обижаться. Я уже не двадцатидевятилетний подросток. Если нужно быть внимательным, заботливым и душевным взрослым человеком, то лучше начинать сейчас.

Например, поскорее позаботиться о Кейт".

- Что тебе дать, солнышко? - спросила я.

Интересно, счел бы Джеймс это взрослым выступлением?

Я попыталась успокоить плачущего ребенка, взяв ее на руки.

- Может, хочешь сухой подгузник? Или бутылочку? Можешь требовать что хочешь. Любого внимания и любой заботы. Только попроси!

Нет, опять я все делаю неправильно. Если верить Джеймсу, люди не должны просить у меня того, что им хочется. Я должна догадываться сама.

Чтобы не ошибиться, я сделала все, что могла. Я сменила подгузник, покормила ее и сказала, что она куда красивей, чем Клаудиа Шиффер.

В комнате появились мама. Хелен и Анна. Вошли они осторожно, очевидно опасаясь, что я окончательно сошла с ума.

- Привет, - сказала я, увидев просунутые в полуоткрытую дверь головы. Входите, входите. Извините за сцену в холле. Я была расстроена. Но все равно не имела права отыгрываться на вас.

- Тогда порядок, - заявила Хелен.

Вся троица прошла через комнату и заняла стратегическую позицию на кровати. И я рассказала им, что произошло.

- Странно, теперь, когда я знаю, как со мной было тяжело, я уже почти смирилась с тем, что он меня бросил, - призналась я им. - Хоть смысл какой-то появился.

- Клэр, - медленно сказала мама, - я уверена, что ты просто не могла быть такой плохой, какой он попытался тебя представить.

- Я знаю. Я тоже этого не понимаю, - согласилась я - Но когда я ему об этом сказала, он заявил, что именно такой реакции от меня и ждал.

Больше ни у кого не нашлось что сказать.

Ночь прошла ужасно. Почти так же плохо, как те первые ночи после ухода Джеймса. Когда все наконец ушли, оставив попытки убедить меня, что я вовсе не такая плохая, я улеглась в постель, но заснуть не смогла. Лежала на спине, уставившись в темноту, и голова моя гудела от разных вопросов.

Все случившееся оказалось для меня полной неожиданностью. Я и не подозревала, что была такой эгоистичной и легкомысленной. Раньше никто не жаловался. У меня всегда было хорошее настроение; может, я была чересчур живой и шумной, но мне казалось, что я не игнорировала чувства других людей.

Внезапно мне в голову пришла странная мысль: а не может ли быть, что Джеймс преувеличивает мои недостатки? Или даже придумывает? Но я выбросила эту мысль из головы. Снова я пытаюсь избежать признания вины! Зачем Джеймсу так себя вести, если все это неправда? Ведь он сам сказал, и эти слова все время вертелись в моей голове: "Если бы я был счастлив, зачем бы я тебя бросил?"

Должна признать, я ненавижу быть неправой. Мне действительно на редкость трудно признать свою неправоту. Я чувствовала себя пойманной с поличным. А ведь я была такой самодовольной, не сомневаясь, что правда на моей стороне. Как же унизительно узнать, что я ошибалась!

Даже когда я была маленькой, училась в школе и делала ошибки в диктанте, мне было очень трудно признаться, повесив голову: "Да, вы правы, я ошиблась".

Что же, с опытом приходит мудрость...

30

На следующее утро отец разбудил меня, сунув мне под нос большой крафтовый пакет.

- Вот, возьми, - проворчал он, будучи явно в плохом настроении. - Я опаздываю на работу.

- Спасибо, папа, - сонным голосом сказала я, потягиваясь и отводя волосы от лица.

На конверте стоял лондонский штемпель. Я поежилась, сообразив, что это, очевидно, документы из Лондона, которые просил прислать Джеймс. Мне даже захотелось позвонить в Ватикан и рассказать о чуде: безусловно, никогда раньше ничего не приходило из Лондона в Дублин так быстро.

Потом я прикинула, не позвонить ли лучше Джеймсу, и решила, что, пожалуй, Джеймсу позвонить целесообразнее. Хотя скорее всего в Ватикане со мной разговаривали бы более приветливо.

Я нашла телефон гостиницы в справочнике. Ответила какая-то женщина. Я сказала, что мне нужен Джеймс, и она попросила подождать, пока она сходит за ним.

Пока я ждала, в трубке слышались звуки, напоминающие автоматные очереди. Вероятнее всего, эти звуки издавала стиральная машина, но если знать тот район Дублина, то разумнее ставить свои деньги на перестрелку.

- Алло, - сказал Джеймс. Официально и серьезно.

- Джеймс, это я.

- Клэр! - воскликнул он с наигранным дружелюбием. - Я как раз собирался тебе звонить.

- Да? - вежливо сказала я, раздумывая, с чего бы это. Вспомнил, чем я еще его обижала?

- Слушай, ты не поверишь, - удивленно сказал он, - но ни один газетный киоск в этом городе не открывается до девяти часов. Я, как встал, все пытался достать свою "Файнэншл тайме", но не тут-то было.

- Надо же, какой кошмар! - раздраженно отозвалась я. Но тут же отругала себя. Не надо забывать, что если эта газета мне даром не нужна, есть люди например, Джеймс, - которые без нее жить не могут.

- Ты насчет этого собирался мне звонить? - поинтересовалась я.

- Нет-нет. Что же я хотел? Ах да! - сказал он, вспомнив. - Я хотел узнать, как ты себя чувствуешь после вчерашнего. Я понимаю, что, пожалуй, уж слишком на тебя навалился. Сейчас я вижу, что ты и понятия не имела, насколько легкомысленно и эгоистично себя вела. Наверное, ты испытала шок.

- До какой-то степени, - призналась я.

Я снова начала путаться. Такое впечатление, что я подозреваемая и меня допрашивают двое полицейских - один хороший, а другой плохой. Только-только я привыкну к плохому полицейскому, как вмешивается хороший, и мне хочется заплакать и обнять его. Но Джеймс-то один!

А эффект почему-то тот же самый. Вот он заговорил со мной ласково, и мне сразу захотелось (да, вы правильно догадались) заплакать и обнять его.

- Ты все делала не нарочно, - продолжил он. - Ты просто не догадывалась.

- Нет, - шмыгнула я носом, - не догадывалась. - Я была так рада, что он наконец заговорил со мной по-человечески, что готова была разрыдаться от облегчения. - Кстати, хорошие новости, Джеймс, - доложила я, вспомнив, зачем звонила.

- Какие? - спросил он довольным голосом.

- Документы пришли! - радостно объявила я. - Я глазам своим не поверила. Такое случилось впервые в ирландской почтовой службе.