Елена Катасонова - Ах, кабы на цветы - да не морозы

А что я могла рассказать? Вроде нечего. Но я умудрилась растянуть эту сцену на полчаса: его спина, ее чулки, и как она наклонилась, и как он чиркнул предупредительно зажигалкой.

- Да, ужасно, - сразу все поняла Валя. - Но ведь ты сама его бросила?

- Думаешь, от этого легче?

- Все-таки легче, - тряхнула кудряшками Валечка. - Хотя, с другой стороны, самой отдать мужика, да еще в нашем возрасте...

- Я отдала его больному сыну...

Горючие слезы вырвались из меня, хлынули по щекам, лицо стало мокрым мгновенно.

- Вот уж тебя не спросили, куда ему деться, - проворчала Валечка. - Не реви, слышишь? Кому говорю, не реви. Он несчастный человек, Таня, лучше пожалей его. Да ты его уже и не любишь.

- Люблю, - как маленькая заупрямилась я.

- Врешь, - отрезала неумолимая Валечка, - не любишь! Никакая это уже не любовь. Нормальная бабья ревность.

- Ревности без любви не бывает, - всхлипнула я.

- Еще как бывает!

- Это последнее, Валя.

- Как сказать...

- Какая же я дура!

- Не горюй, - обняла меня Валечка. - Никогда не знаешь, что ждет за поворотом.

- Как она смела - гладить его по щеке? При всех, при мне! И какие там повороты? Мне уже сорок пять, я вот-вот стану бабушкой!

***

Разве могла я представить тогда, какая огромная любовь у меня впереди... Ведь сердце страдает и любит до самой смерти. Но тем и прекрасна, тем и трагична любовь, что всегда нам кажется: та, которая сейчас, - последняя.

Москва. 1994 год