Нора Лофтс - Цветущая, как роза

Было еще очень рано, хотя уже довольно светло, когда я вздрогнул от звука открывающегося засова. Я отодвинулся и встал на ноги, опираясь на ступеньки крыльца. Дверь отворилась, и на пороге показалась миловидная девушка в рабочем чепце с метлой в руках. При виде меня она тихонько вскрикнула, но я поспешил сказать:

- Не бойтесь, я не причиню вам зла.

Она стояла, недоверчиво глядя на меня, готовая в любой момент запереть дверь на засов. Затем я увидел, что взгляд ее остановился на моей больной ноге, которая беспомощно болталась на четыре дюйма над землей.

- Я калека, - пояснил я. - Кто-то украл мой костыль, и я не могу продолжать свой путь без него.

- Но у меня нет костыля, - растерянно ответила она, убедившись, что я не сделаю ей ничего плохого.

- Метла могла бы заменить его, - сказал я, покосившись на ее метлу.

- Но она совсем новая, еще и двух недель не прошло, как ее купили, запротестовала девушка.

- А старая?

- Ее можете взять.

Она пошла в дом, закрыв дверь на задвижку. Я думал, что она не вернется, но через некоторое время она показалась на крыльце со старой метлой в одной руке и куском пирога в другой.

- Мой хозяин очень благоволит к нищим и калекам, - сказала она довольно почтительно. - Он хочет, чтобы вы приняли вот это.

Она положила пирог на мою ладонь и резко отпрянула, учуяв неприятный запах.

- Сейчас достаточно тепло, чтобы помыться, - резко бросила она, и на вытянутой руке подала мне метлу.

Я поставил ее под мышку, поблагодарил девушку и заковылял прочь.

Если ничего другого не получится, я пойду в Лондон, пусть без башмака, просто опираясь на метлу! Задолго до того, как я нашел пожитки и добрался до своего дома в Лондоне, какая-то леди, идущая, как я полагаю, к утренней службе, бросила мне серебряную монету. Я поднял ее. Потом джентльмен, выехавший на раннюю прогулку верхом, швырнул мне два медяка. И эта благотворительность была вызвана отнюдь не тем, что нищие и калеки были редкостью, напротив, город просто кишел ими. Но многие из них были притворщиками, в то время как моя беда была совершенно очевидной. Я не побрезговал подобрать медяки из канавы, куда они упали, потому что мне не на что было поесть, и никакая гордость не могла накормить меня в этом положении.

Наконец, я повстречал водовоза, делающего свой утренний обход, и попросил его помочь мне найти Нью Кат. Следуя его замысловатым указаниям, я вышел на знакомые улицы, и как раз когда последние силы уже начали покидать меня, увидел долгожданный переулок, и добрался до ступенек, которые вели к двери моего дома. Я присел на последнюю ступеньку. Можно было и не стучать: в доме жили более двадцати человек, и рано или поздно, кто-нибудь из них должен был появиться на пороге. И действительно, в скором времени сама матушка Краске открыла дверь, чтобы выбросить мусор на кучу, возвышавшуюся посредине дороги.

- Пшел вон! - крикнула она, завидев меня.

- Миссис Краске, - обратился я к ней. - Помогите мне войти в дом. Со мной случилось нечто невероятное, и я совсем выбился из сил.

Она не двигалась, возвышаясь на крыльце, как будто окаменела от увиденного зрелища. Ее широкое бордовое лицо посинело, глазки заморгали.

- Вы не можете меня обвинять, - наконец произнесла она. - Я сделала для вас все, что было в моих силах. Вы не имеете права приходить сюда и нападать на меня.

- Я нападаю на вас? Я прошу вас помочь мне войти в дом и дать мне прилечь, пока я не найду в себе силы снова встать.

- Здесь ничего вашего нет, - невпопад ответила она, не спускаясь с крыльца.

- Мне нужны только мои башмаки.

Скромность моей просьбы открыла всю глубину моего бедственного положения. Я был болен и грязен, мои деньги пропали вместе с надеждой, что я могу помочь Линде. Я даже не знаю, как долго я болел. Попросив башмаки, я уронил голову на руки, и, не смея поднять глаз, сказал:

- Какой сегодня день?

- Двенадцатое июля. Вы пролежали здесь две недели, а четыре дня тому назад вас унесли, - сказала она уже почти жалостливо.

- У меня так много дел, - произнес я в крайнем отчаянии. - Помогите мне войти в дом, вы же добрая душа, дайте мне бумагу и перо. И немного бренди с яйцом, - добавил я, подумав.

- Но я сказала им, что вы умерли, - и на этот раз голос женщины прозвучал действительно испуганно.

- Кому сказали?

- Людям, которые спрашивали вас. Я думала, что вы мертвы.

На четвереньках я вполз на крыльцо.

- Когда они приходили? Какие они?

- В тот самый день, когда вас увезли. Молодая женщина и мужчина. Очень хорошенькая, а у мужчины была огромная светлая борода. Она так плакала.

- Линда! - вскричал я. - Быстро, миссис Краске, найдите мою рубашку и мои башмаки, или я буду кричать на всю улицу, что меня обокрали, и даже ваша репутация не спасет вас от полиции. - Я прополз мимо нее и начал взбираться по лестнице в свою комнату.

- Принесите горячей воды и бритву! И НАЙДИТЕ МОИ БАШМАКИ!

В комнате, которая когда-то была моей, не осталось ничего из моих вещей, и по расстеленной постели и грязной воде в умывальнике я понял, что там уже жил кто-то другой. Но мне было все равно. Миссис Краске, которая наконец ожила, появилась на пороге с водой, бритвой и яйцом, и - слава Богу! - моими башмаками. Даже в том состоянии я не мог удержаться, чтобы не спросить ее, почему, распорядившись всеми моими вещами, она решила сохранить их.

- Думала, что, может, еще попадется джентльмен с короткой ногой, откровенно призналась она. - Никому больше они ведь не могут пригодиться.

Она попятилась было из комнаты, но я остановил ее.

- Минуточку, миссис Краске. Ничего с вами не случится, если вы увидите мужчину без рубашки. Расскажите, как я болел. Не помню, что произошло после того, как я спустился за водой той ночью.

- Ну, - начала она довольно неохотно, - вы не вышли на следующий день, и я решила подняться к вам. Вы лежали на кровати и называли меня тем именем, которое только что произнесли - Линда - вы просили меня не поддаваться никаким уговорам. Я приносила вам воду и молоко, иногда вы пили, иногда нет, затем настал день оплаты. Я порылась у вас в вещах и нашла деньги. Я бедная женщина, мистер Оленшоу, и я должна обеспечивать себя. Когда я взяла деньги, то подумала, что вы могли бы заплатить лекарю, и позвала тут одного. Он сказал, что у вас жар, взял горсть монет и потом передал лекарство, которое вы отказывались пить. Вы бредили ужасно. - Она поскребла голову, едва прикрытую редкими волосами. - Говорили что-то там нехорошее про вашего отца. Я, бывало, подходила к вам и говорила: "Успокойтесь, вы переполошили весь дом", а вы глядели мне в глаза и отвечали: "Так ты думал, что получишь ее, старый развратник? Погоди, немощная навозная куча еще покажет тебе". Под конец недели снова пришел лекарь и сказал, что это чума и что у вас бычье здоровье, если вы так долго протянули, но что вы все равно умрете ночью, поэтому вас надо отвезти в морг, иначе его арестуют за то, что он не сразу распознал болезнь. И мы послали за телегой. Эти мужики или сам доктор забрали все деньги, и когда опять подошло время платить, я продала ваши книги и вещи, чтобы заплатить самой себе. И вы не имеете права меня ни в чем обвинять. Родная мать не сделала бы для вас больше, чем я.