Константин Николаев - Брачный сезон, или Эксперименты с женой

Глава 5

Встреча друзей

С каждой станцией я все отчетливее понимал, почему от моей скорее всего не состоявшейся жены, то есть Марины, ушел муж.

Ну, во-первых, если она подобным образом всегда представляет своих кавалеров, то это уже хороший повод для ухода. А если она делает это часто (то есть у нее много знакомых мужчин), то это еще один веский повод. В-третьих, какой нормальный человек способен выдержать у себя под боком фанатика? А если этот фанатик - женщина, да еще увлеченная театром (то есть чужим талантом)? Тем более ТАКИМ театром. Даже этих трех недостатков вполне хватит, чтобы стремглав сбежать от подобной супруги.

Но недостатков у Катькиной подружки, вероятно, намного больше. А эти три случайно высветились при нашем мимолетном знакомстве. Продлись оно подольше, я насчитал бы не три, а тридцать три. А может, и все триста тридцать три! Хотя это отнюдь не является моей целью. Кстати, какова же, собственно говоря, моя цель?

Жениться? Это смешно. Плоды ночной беседы с лучшей институтской подругой не могут воплощаться в жизнь так примитивно и однобоко.

Флирт? Ни к чему не обязывающий романчик? Еще смешнее. Не достаточно ли романчиков? Не хватало еще гульнуть с какой-нибудь из наших школьных курортниц. Хорошо бы это выглядело - я ухаживаю за нашим завучем, престарелой истеричкой Риммой Игнатьевной.

Такое ухаживание можно себе представить лишь в том случае, если Римма Игнатьевна внезапно сляжет и наш школьный коллектив отрядит меня со связкой апельсинов справиться о температуре и давлении. Да и это может привидеться лишь в страшном сне...

В эту минуту в вагоне произошла маленькая заварушка. В раскрывшиеся двери вошел высокий брюнет в турецкой дубленке. Он был чисто выбрит. От брюнета несло дорогим одеколоном и хорошим коньяком. Пробираясь в середину вагона, плейбой слегка задел тетку в пуховых рейтузах. Помимо бесчисленных сумок тетка наперевес держала огромный синтетический ковер жутковатой расцветки.

- Мужчина! - взвизгнула она, продемонстрировав все свои сорок восемь золотых коронок. - Ты что, ослеп?! Не видишь - женщины едут!

Брюнет глянул на часы и вяло отреагировал:

- Женщины в это время еще спят.

После этих слов он уцепился за поручень и смежил усталые веки, которые, казалось, также были выбриты и благоухали одеколоном и коньяком.

Золотозубая ковроносица наверняка возмутилась этим неожиданным отпором, но ее крик был заглушен мерным перестуком колес.

Где же я видел этого брюнета? - пытался вспомнить я. Но, так и не вспомнив, вернулся к своим мыслям.

Хватит экспериментов. Надо продолжать жить размеренной холостяцкой жизнью, убаюкивающе пронеслось в моей голове.

Э-э, нет, сказал я себе. Не учтен один маленький меркантильный вопрос. Не вечно же мне прыгать как кузнечику. Когда-нибудь стукнет пятьдесят. А потом и шестьдесят, и, чем черт не шутит при такой-то жизни, все семьдесят. Глядишь, навалятся старческие комплексы, одиночество, болезни... И никто тогда уже на меня не клюнет. Кому нужен старый, бедный и больной заслуженный учитель? И что ж мне тогда прикажете, одеяло на себя зубами натягивать? Или совершать двухдневный марш-бросок до аптеки? С передышками у булочной и прачечной? Как ни крути, надо жениться.

- Станция "Красногвардейская". Конечная. Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны.

- Не забывайте в поезде свои бомбы, - мрачно выговорил брюнет металлическим дикторским голосом.

Я мельком глянул на его роскошную, а-ля Элвис Пресли, шевелюру и вдруг вспомнил. Такие же волосы были у Витальки Рыбкина, моего однокашника, будущего учителя черчения. Да и морда у брюнета была Виталькина. Такая же наглая.

- Виталька! - заорал я, и мой голос заметался под низким потолком станции. - Рыбкин!

Брюнет вальяжно обернулся и принялся разглядывать меня, как диковинное насекомое. Через некоторое время он с сомнением произнес:

- Арсюшка?

- Он самый! - с готовностью подтвердил я.

- Да тебя, брат, не узнать. Постарел.

Ну вот тебе на! Услышать такое от бывшего лучшего друга. Впрочем, мы ведь мужики. Чего обижаться...

- А ты вроде как даже помолодел.

Я с горечью оглядел его дубленку. Мое зимнее пальтецо, пылившееся в шкафу в ожидании зимы, внезапно вызвало у меня приступ ярости.

- Откуда это ты в такую рань? - поинтересовался Рыбкин.

- С работы, - нехотя ответил я. - А ты?

- А я от бабы, - вздохнул мой бывший друг. - Вот, отправил жену отдыхать. Теперь развлекаюсь. До того доразвлекался, что до метро докатился, - попытался он скаламбурить и добавил: - Даже на тачку денег не хватило... А ты где ж работаешь? На заводе, что ли? В ночную?

- Да нет, в школе...

И тут Виталька захохотал. Отсмеявшись, он выдавил:

- Ну ты, старик, даешь! Позволь снять шляпу. Значит, разумное, доброе и - как его там - вечное? Что, совсем жизнь ни к черту?

"А действительно, - подумал я, - почему я до сих пор в школе? Работа эта мне не нравится, денег не платят..."

Виталька продолжал:

- Вот что, старик, хочешь ко мне, на фирму? Помогу по старой дружбе. Многого, конечно, не обещаю. Но баксов четыреста в месяц выжмешь...

- А что у тебя за фирма? Какие-нибудь проекты? Чертежи? - предположил я, вспомнив, что Рыбкин учился на учителя черчения.

- Чертежи, - подтвердил мой бывший друг. - Причерчиваем нолики к своим кошелькам. Шутка! Жратвой я теперь торгую, старикан. Жратвой... Кетчуп наш народец внезапно полюбил. Вот такая штука!

Мы с Виталькой вышли из метро и автоматически двинулись в одну сторону. Рыбкин оказался моим соседом. Как ни странно, он обитал в доме напротив.

- Слушай, старик, - сказал Виталий, когда мы уже собрались расходиться, - а не взбрызнуть ли нам встречу? Тем более мне требуется малость подлечиться, - он с сомнением пощупал мешки под глазами.

Я с таким же сомнением ощупал рубли в своем кармане. После покупки цветов их оставалось не так уж много. Виталька уловил этот жест и хлопнул меня по плечу:

- Не бухти, старикан, у меня все имеется.

Мы поднялись в жилище торговца кетчупом. Виталька плюхнулся на кожаный диван и схватил пульт со стеклянного столика. По экрану телевизора заплясали голые девицы. "Не прошло и часа, - подумал я, - и вот опять эротические сцены".

- Пошеруди-ка там, в баре, - томным голосом протянул Рыбкин.

Я открыл дверцу и достал початую бутылку "Мертеля", шоколадку и засохший лимон.

- Давай по-холостяцки, - предложил мой старый друг, расплескивая коньяк мимо стаканов.

После второго стакана в квартире наступило некоторое оживление.

- А что, иди ко мне на точку! - голосил Виталька. - Ты ведь, наверное, единственный со всего курса, кто в учителя подался. Ленка Михеева с изобразительного - маникюрша. Ногти накладные бабам приделывает. Между прочим, неплохо зарабатывает... Павлик Безкоровайный из историков тоже куда-то продвинулся. Все, в общем, устроились... А ты? Арсюш? Прямо жалко глядеть! - Рыбкин уже готов был прослезиться. Вот они, старые дрожжи! Давай из тебя первоклассного оптовика сделаю, а?